Если организм отключается от переживания невыносимой боли, то это требует какого‑то механизма, позволяющего скрывать и подавлять первичную боль. Функцию такого механизхма и выполняет невроз. Он отвлекает пациента от боли и внушает ему надежду — то есть, показывает ему, что он может сделать,
чтобы удовлетворить свои потребности. Поскольку у невротика есть такие настоятельные, но не удовлетворенные потребности, постольку его восприятие и понимание должны быть отчуждены от реальности.
Концепция блокады боли очень важна для моей гипотезы, так как я считаю, что чувствование это единый, тотальный процесс, вовлекающий весь организм в целом, и когда мы блокируем такое критически важное чувство, как ощущение, как первичная боль, мы вообще лишаем себя способности чувствовать что бы то ни было.
Первичныеу так сказать, первородные чувства, это резервуар, откуда мы черпаем, а невроз — это крышка резервуара. Невроз подавляет почти все чувства— как удовольствие, так и боль. Именно поэтому все пациенты, прошедшие лечение на сеансах первичной терапии, говорят: «Я снова стал чувствовать». Они рассказывают, что впервые за все время, прошедшее с детства ощутили чувство радости и удовольствия.
Упоминание о резервуаре боли в организме невротика — это не просто метафора для более наглядного представления; очень часто пациенты сами описывают свое состояние, прибегая именно к ней в той или иной форме (они говорят, что носят в себе ядовитый бак со страданием). Например, каждый раз, когда папа бьет ребенка, у последнего возникает следующее чувство: «Папа, пожалуйста, будь со мной ласковым! Пожалуйста, не пугай меня так сильно!» Но ребенок не говорит этого по целому ряду причин. Обычно он так поглощен своей борьбой, что и не осознает своих чувств, но если бы даже и осознавал, то такая честность и искренность («Ты пугаешь меня, папа!») могла бы показаться родителю такой угрозой, что он удвоил бы наказания. Поэтому ребенок выражает то, что он не может сказать, своим поведением — приобретая опыт, он становится более примирительным, менее назойливым и более вежливым.
Первичная боль накапливается постепенно, укладываясь слоями и порождая напряжение, которое требует разрядки. Такая разрядка может произойти только в том случае, если удастся соединить напряжение с обусловившей его причиной. Каждый инцидент надо пережить заново и связать его с перенесенной болью, но необходимо снова почувствовать ощущение, общее
всем прошлым переживаниям. В приведенном выше случае, когда заново познаваемое чувство связывается с отцом, пациента буквально захлестывает одно воспоминание за другим (из резервуара, где они хранились) о тех моментах, когда отец пугал его. Этот феномен свидетельствует в пользу действительного существования ключевых первичных сцен, которые представляют множество переживаний, каждое из которых связано с центральным, основным чувством. Процесс первичной психотерапии — это опустошение резервуара первичной боли. Когда емкость становится пустой, я считаю, что пациент стал реальной личностью и выздоровел.
Подавление и вытеснение первичной боли определяются потребностью в выживании. Маленький ребенок сделает все, что угодно, лишь бы только угодить своим родителям. Один пациент очень красочно рассказывал об этом феномене: «Я сделался чужим самому себе. Я попросту убил маленького Джимми, потому что он был грубым и диким озорником, а они хотели ребенка кроткого и нежного. Я избавился от маленького Джимми, чтобы выжить с моими сумасшедшими родителями. Я убил своего лучшего друга. Это был отвратительный поступок, но у меня не было иного выбора».
Поскольку мы рождаемся на свет цельными людьми» то наше реальное «я» будет постоянно пытаться пробиться на поверхность сознания и произвести необходимые ментальные связи. Если бы не было такой прирожденной потребности в цельности, то реальное «я» могло быть отчужденным навсегда; оно бы спокойно лежало на дне нашего подсознания и не пыталось бы вмешаться в поведение. Невроз возникает из потребности снова стать цельной личностью, потребности обрести естественное «я», естественное осознание истинной собственной личности. Нереальное «я» это барьер на пути к выздоровлению, враг, которого надо во что бы то ни стало уничтожить.