Рокстон вдруг наклонился чуть вперед к наследнице, при этом не выпуская ее из объятий, и подобрал колечко. Посмотрел на даму своего сердца. Улыбнулся. И, осторожно отстранившись и поднявшись на ноги, вдруг присел на одно колено – прямо перед обомлевшей брюнеткой, которая и подняться-то толком не успела, так и осталась полусидеть-полулежать напротив Рокстона, упёршись локтями в пол.
Лорд сделал вдох. Собрался с мыслями. Нет, попытался собрать мысли в кучку – так вернее, мысли-то разбегались. Кашлянул. И, наконец, произнес:
Маргарит… я… мы уже давно… кхм, ты для меня… ну, в общем, я хочу сказать…
Серьезно, Джон, - не выдержала наследница, - я по-прежнему поражаюсь, как ты умудрялся завоевывать сердца миллионов дам с таким «ораторским» талантом?
Она улыбалась счастливейшей и лучезарнейшей из всех улыбок. Он тоже просиял и даже слегка «порумянел», предприняв очередную попытку, в результате чего вышло только два более-менее отчетливых слова: «люблю» и «женой». Кру сжалилась над счастливым влюбленным и, уж неизвестно, почему – то ли из-за трогательности момента, то ли из-за чертовых гормонов, прослезилась и протянула к нему руки, опять же по неведомой причине дрожащие как осиновые листочки на ветру. Лорд пылко схватил ее ладони в свои и с удовольствием подчинился, когда она притянула его к себе и обняла, крепко-крепко, поцеловав в щеку.
Да. Да-да, я согласна! – и не пытаясь сдерживать поток слез, шептала она обалдевшему от такого нереального масштаба счастья охотнику.
Между прочим, в гостиной был кое-кто ещё. Целая толпа: и Амазонки, и Тамэ, и воины Аватары, и люди Гидеона, и сам Гидеон, и Мэдэрик, и Марс, и Элаиза с Чарльзом, и Кэтрин Элизабет, и Челленджер с Кики.
…Профессор обнял жену, а она откинула голову на его плечо. «Азиатка» была немного измученной, но в общем и целом невредимой.
В доме пока царило деликатное молчание… Которому очень скоро предстояло перевоплотиться во всеобщее ликование – ведь беда миновала, плато спасено, все друзья живы, и, вдобавок, временной шторм укрощён!
Теперь, без Джейкоба и Саламайн, остальные враги проблемы уже не представляли.
…Амазонки с подлинным удовольствием гоняли остатки Тарэнов по джунглям, под конец прихватив практически всех уцелевших мужчин к себе во временное рабство – пусть годик поработают на благо общества (то есть Амазонок), глядишь, поумнеют. Или хотя бы деревню Амазонок хорошенько благоустроят; может, даже удастся провести водопровод…
…Хикари бежали восвояси в гордом одиночестве, правда, всё время оглядываясь. А окрестные жители явно перестали бояться этих воинов грозной азиатской наружности. Кажется, скоро Хикари лишатся дани от многих деревень…
…Люди с красными полосами на лице тоже не могли похвастаться триумфальным возвращением домой. Они прекрасно понимали, что долго ещё не смогут ни на кого нападать, теперь главное - защититься самим.
…Каннибалы просто удрали куда подальше, забились в пещеры, и некоторые людоеды от пережитого шока даже стали задумываться о вегетарианстве. Не факт, конечно, что задумки станут реальностью, но бывают случаи, когда можно хвалить хотя бы за намерение.
…Вероника, вместе с друзьями, пришла к Занга. Индейцы уже были полностью здоровы. Джакоба постоянно извинялся и несколько раз норовил даже опуститься на колени перед Хранительницей, но его останавливали. Дикарка правда понимала, что у деревни и её предводителя не было выбора. Вероника и Ассай обнялись, на этом прошлое… недоразумение можно было считать исчерпанным.
…Что касается мсье Локка, то бишь Омака, участь его была эффектной и совершенно неожиданной, в первую очередь для самого Франсуа. Он без проблем ушёл от преследования и, от природы будучи оптимистом, принялся строить дальнейшие планы на будущее, стоя на красивой лужайке, по которой живописно протекал ручей. И тут просвистела стрела… Просвистела и вонзилась божку прямо между лопаток. А, как вы помните, Локк был бессмертным не в полном смысле этого слова – насильственная смерть могла оборвать его жизнь. И оборвала. Он очень красиво упал в ручей, лицом вниз. Шляпа слетела с головы мужчины и уплыла по течению.
За уплывающим головным убором равнодушно следил Трибун, по-прежнему сжимая в руке (ну, или лапе) лук. На секунду ящер задумался – не прихватить ли шляпу в качестве трофея, но потом решил, что она будет просто ненужным хламом. Не станет же Трибун её носить. Она не сочетается с цветом его глаз.
Ящер перевёз взгляд на бездыханное тело божка.
Что ж, одной проблемой меньше, - довольно улыбнулся хищник. – Жизнь налаживается.
Чарльз терпеть не мог безделья, но в данный момент делать было абсолютно нечего. Поэтому брюнет стоял посреди безлюдной гостиной (все остальные обитатели дома разошлись по своим комнатам) и легонько барабанил пальцами по крышке стола.
Тихо, практически бесшумно, сзади подошла Маргарит и встала, поравнявшись с отцом. Какое-то время оба просто молчали. Чарльз продолжал отбивать незатейливую мелодию. Потом перестал.
Красиво, - промолвила брюнетка.
Брюнет только кивнул.
Немного подождав, Кру сказала:
За всё время нашего знакомства мы ни разу даже не поговорили по-настоящему… хоть о чём-нибудь.
Верно, - флегматично согласился Чарльз.
Наследница украдкой вздохнула. И продолжила:
Я не навязываюсь. Просто хочу понять: ты что, обижен на меня?
Конечно, нет, - сразу же отозвался Чарльз. И пристально-пристально поглядел на Маргарит. – Наверное, ты хорошая девочка. – «Ха», - только и успела подумать на этот счёт Маргарит. – Но Мередит была мне не чужой. Я играл с ней, ночи напролёт не спал, когда она болела, читал ей сказки, учил ездить на лошади. Я не могу так сразу… перестроиться. Я не могу выбросить её из своего сердца и заменить тобой.
Лучше всего было бы, если б Маргарит понимающе кивнула и сказала: «Да, это ясно. Но я ведь не требую, чтоб вы с Элаизой забыли о Мередит. И я не собираюсь выселять Мередит из твоего сердца. Но, может быть, там найдётся место для нас обеих?». Но… В конце-то концов, почему она должна проявлять всепонимание? Она – тоже пострадавшая сторона, причём пострадавшая ничуть не меньше, чем родители!
А я разве прошу её забыть? – насупилась наследница. – Нет. Я прошу пойти и плюнуть на её могилу? – Это было явно лишнее, но брюнетку понесло. - Тоже нет. Я вообще ничего не прошу. А, выходит, что я должна чувствовать себя виноватой. Ну да. Простите. Простите, за то, что меня забрали в детстве, простите, что я была сиротой всю жизнь. Ужасно неудобно получилось. Тысяча извинений. – Изумрудные глаза постепенно наполнились слезами. Слезами какой-то бессильной обиды, которую, вроде и адресовать некому, так что она полагается тому, кто находится под рукой, то есть Чарльзу. – Отдельные извинения за грязную постель и вечно холодную комнату со сквозняком. За прокисшую кашу на завтрак и чёрствый хлеб на обед. Ну и за периодическое отсутствие ужина. За то, что приходилось грызться с другими, чтобы меня саму не сгрызли. Ты вряд ли представляешь, какими жестокими могут быть брошенные дети. О, и ещё хотелось бы извиниться за злобных нянек и воспитателей, которые всю свою обиду на жизнь вымещали на беззащитных детях, в том числе и на мне.
Чарльз слушал, и просто не знал, что сказать. Выражение его лица из растерянно-скорбного преобразовалось в виноватое, но Маргарит было уже всё равно. Выдохнув из себя последние слова, будто дракон пламя, она развернулась и быстро ушла из комнаты.
Мужчина протянул руку, собрался окрикнуть дочь и, может, даже последовать за ней, но в последний момент не решился…
На улице было немного шумно, но в целом мило и даже уютно. Аккуратные невысокие дома стояли ровными рядами, между которыми были разбиты клумбы и цветники, кое-где росли деревья, в том числе и пальмы. Да, это была не та многоэтажная и густо застроенная Новая Амазония, из которой арбалетчица сбежала в двадцатый век.