Таким образом, даже продолжительное тесное общение с европейцами с трудом примиряет уже таких «продвинутых» туземцев, как басуто, с медициной и больницами белых. «Администрация Лесуто поместила врачей в административных деревнях, установив правило, что каждая консультация или каждое лекарство стоит пятьдесят сантимов. Это сделано для того, чтобы позволить даже самым бедным из чернокожих пользоваться добрыми услугами этих врачей. И было устроено две больницы… Вот как реагировали басуто: «Лекарства правительственных врачей никуда не годятся: это всего лишь вода, так как что они могут дать за десять су, кроме воды? К белому доктору можно идти один или два раза, но не три, так как на третий раз он скажет, что его лекарства растрачиваются даром, и приготовит вам бутыль с ядом, чтобы избавиться от вас. В больнице у вас отберут одежду, и вы ее больше не увидите. Вам не дадут есть, а когда кто-нибудь умрет, его труп положат в особый дом, чтобы там разрезать на куски». И дальше в том же духе»[35].
По мнению Дитерлена, это неприязненное отношение вытекает из того, что «чернокожие думают, будто белые желают им зла или не хотят им добра. Они не верят в их бескорыстие. Они не доверяют из страха быть обманутыми, обокраденными, обиженными, доведенными до несчастий. Эти чувства у них естественны, врожденны; они неодолимы и неискоренимы…» Возможно, это так на самом деле, это — горький опыт, о котором сообщает удрученный, но не обескураженный миссионер. Тем не менее, как это было видно, нежелание туземцев ложиться в больницу и находиться в ней кроется не только в общем и неискоренимом недоверии, но также и в том, что они ничего не понимают в том лечении, которому подвергаются, особенно тогда, когда нужны дни, недели, а иногда и месяцы, чтобы увидеть результаты, которые, по их мнению, должны были бы быть мгновенными. Именно это длительное пребывание в больнице более всего возбуждает их подозрение. Какие намерения могут быть у белого врача, могущественного колдуна, который их так долго задерживает? Что он собирается сделать с ними?
Таким образом, границы отмеченного нами недоразумения между туземным больным и его врачом-европейцем определены. Чем больше старается врач ради своего клиента, чем труднее и сложнее лечение, особенно если ему пришлось госпитализировать больного у себя, кормить его, ухаживать за ним, заставлять его соблюдать режим, тем с большим основанием он полагает, что заслужил право на его признательность и тем более он рассчитывает по крайней мере на благодарность. Впрочем, туземец, без сомнения, поблагодарил бы его, если бы вылечился в одно мгновение, если бы, как он ожидал, лекарства оказали бы свое действие словно по мановению волшебной палочки. Однако все обстоятельства, которые ставит себе в заслугу врач, наоборот, беспокоят и восстанавливают против него его больного. Идут дни, одни лекарства сменяют другие, перевязки следуют за перевязками; с большей или меньшей охотой пациент подчиняется всему, однако полагает при этом, что врач должен быть ему благодарен и что именно он, пациент, должен бы иметь право на благодарность. По мере того как продолжается лечение, врач все больше становится обязанным больному, который на это лечение соглашается.
Именно это хорошо понял Трий, когда отметил в только что цитировавшейся работе: «Много раз европейцы бывали удивлены и возмущены, видя, что туземцы, которых они таким образом лечили, далеки от признательности им за это, что они, напротив, требуют за это плату. Правы и больной, и врач, каждый по-своему. Врач с нашими европейскими и христианскими представлениями справедливо возмущается при виде такого пренебрежения его почти всегда бескорыстной самоотверженностью. Что же касается больного, то он тоже прав: в этой ситуации он полагает, что стал простым объектом эксперимента»[36].