Таким образом, для первобытного менталитета предзнаменование — это прежде всего причина, но поскольку оно — причина, то одновременно оно и признак. По мере того как ослабляются присущие этому менталитету особенности, в нем почти полностью перестает главенствовать мистический тип причинности, в нем слабее чувствуются качественно и заранее представляемые время и пространство и, наконец, внимание его все более обращается на объективные последовательности причин и следствий. Как неизбежное следствие — и предзнаменование в коллективных представлениях стремится соответствовать этим изменениям. Оно все больше превращается в знак и все в меньшей степени остается причиной; в конце концов люди уже даже не понимают, как это оно могло бы быть причиной.
Между этими двумя крайними точками существует множество промежуточных. Предзнаменование постепенно утрачивает свое могущество по мере того, как ум все больше склоняется к учету естественных причин. Он все больше концентрируется на функции знака, посредством которого обнаруживается уже не действие мистической силы, а событие, к которому должна привести данная последовательность этих причин и их следствий. Тем не менее, одна мыслительная привычка вовсе не исчезает внезапно перед лицом новой, стремящейся подменить ее собою. Напротив, обе они довольно долго сосуществуют рядом, причем несовместимость их не ощущается. Может даже случиться, что прежняя привычка никогда не будет полностью вытеснена новой. К примеру, наш крестьянин в общем хорошо, хотя и поверхностно, знает, от какой совокупности погодных, физических и химических условий зависит величина его урожая. И вместе с тем он в такой же мере продолжает верить, что он обязан урожаем также — и прежде всего — доброй воле и благосклонности мистических сил. Без сомнения, он уже не представляет себе их действие как непосредственное, независимое от времени и пространства и особенно как единственно существующее. Однако он все еще приписывает им такую силу, которая приведет к задуманному ими результату связанные между собой естественные причины.
Таким вот образом предзнаменования продолжают сохранять свою ценность, хотя за ними более не признают их собственной причинности. Они остаются знаками того, что произойдет. Если они уже и не совершают происходящего, то все еще о нем объявляют, а если они объявляют о нем, если они — достоверные посланцы, то они все еще пользуются частью того почитания, которое вызывается силами, намерения и решения которых они делают известными. На этой стадии поиски и интерпретация предзнаменований сохраняют религиозный характер, но в дальнейшем это почитание превратится в суеверие. Наш сосед, сильно расстроенный тем, что сегодня утром увидел паука, потому что тот — «знак печали», не считает, что паук — это причина того несчастья, о котором он объявляет. Однако он сердится на него за то, что он объявляет о нем. В это сохраняющееся в душе чувство входит живучий остаток прежнего представления о предзнаменовании, когда оно было одновременно признаком и причиной, и «признаком» — потому что «причиной». Такого рода признаки постепенно теряют свою причинность. Однако поскольку в действительности они продолжают существовать как признаки, то с ними по-прежнему связывают какой-то остаток их былого мистического могущества[26].
Глава V
Предзнаменования (продолжение)
I. Как предотвращают неблагоприятные предзнаменования. — Различные приемы с целью помешать им быть увиденными или услышанными, — чтобы превратить их в предзнаменования благоприятные, — чтобы уничтожить приносящее их животное. II. Monstra и portenta: животные, которые «нарушают» — дети, у которых сначала прорезаются верхние зубы и которые имеют иные аномалии. III. Этих «носителей несчастья» рассматривают как jettatori и колдунов. — Тесное родство между аномалией, дурным глазом и вредоносным началом, заключенным в колдуне.
Когда первобытный человек замечает благоприятное предзнаменование, он проникается чувством признательности. Он чувствует себя поощренным на действие, более сильным, уверенным в успехе. Он прикладывает все усилия, на какие только способен, и зачастую в самом деле добивается успеха.
26
Показательно рассуждение на этот счет миссионера Жеттэ. «Наблюдаемые нашими тен’а предзнаменования включают в себя расплывчатую идею о причинности, так как они рассматривают эти предзнаменования не только как предсказывающие то, что произойдет, но также как каким-то образом способствующие тому, чтобы это произошло». Он добавляет: «Так же обстоит дело, по наблюдениям, и с предзнаменованиями, с которыми считаются суеверные белые. В этом случае, как и в случае с нашими туземцами, принято считать, что, устраняя предзнаменование, устраняют и несчастье. Капитан, старающийся не отплывать в пятницу, приглашенный, отказывающийся быть за столом тринадцатым, в сущности, утверждают, что, устраняя обстоятельства неблагоприятного предзнаменования, они избегнут грядущего несчастья, и, безусловно, утверждают между одним и другим отношение причины и следствия, то есть отношение, предполагать которое абсурдно». R.F. Jul. Jetté. On the superstitions of the Ten’a Indians // Anthropos, VI. p. 241.
Действительно, абсурдно с точки зрения нашего менталитета, предполагающего уважение детерминизма естественных явлений, однако не абсурдно с точки зрения менталитета прелогического, который является мистическим и обращает внимание лишь на непосредственную причинность оккультных сил.