Тихо щёлкнул замок.
— Ловко! — похвалил папа. — Видно, с большим опытом человек.
Мама произнесла:
— Хоть бы он на антресоли залез. У нас там столько хламу скопилось!
— И мусор бы вынес, — добавила бабушка, покосившись на меня.
Через минуту вор заглянул на кухню. Он явно не ожидал увидеть там столько народу. Его одолела печаль. Он тяжело вздохнул и развёл руками.
— Что же вы не взяли ничего? — покачала мама головой.
— Да как-то, знаете, не приглянулось, — признался вор.
— Ловко у вас с замком получилось, — похвалил папа. — А портфель мой не посмотрите? Я ключик потерял, не открыть.
Вор взял папин портфель и потыкал в замок булавкой. Портфель распахнулся.
— У Вадика молнию на куртке заело, — спохватилась мама.
Вор взял мою куртку и починил молнию.
Бабушка оживилась.
— Холодильник наш сильно громыхает. Соседи жалуются.
Вор пошарил рукой за холодильником, что-то там подкрутил, и тот успокоился.
— Вот вам чашка, — сказала бабушка. — Садитесь с нами чай пить. А вот пирожки с капустой. Любите?
— Люблю, — кивнул вор. — Только вы отвернитесь, когда я пирожки стану красть.
— А зачем их красть? — удивились мы. — Просто так берите.
— Просто так у меня, наверное, не получится, — засомневался вор.
Он протянул руку к тарелке с пирожками. Рука дрогнула. Мы затаили дыхание. Вор зажмурился и взял наконец пирожок.
Мы захлопали.
— Полуфилось! — радовался вор, жуя пирожок.
— Нашёлся! — ликовал папа, обнаружив в портфеле годовой отчёт.
— Не болит! — кричал я, трогая горло.
Я выздоровел. Папу вновь приняли на работу. А бывший вор продаёт у метро пирожки с капустой. Не такие, конечно, как печёт наша бабушка, но ничего. Есть можно. Я сам пробовал.
По глазам вижу
Ольга Алексеевна открыла классный журнал, и стало слышно, как этажом выше бухает в спортзале баскетбольный мяч.
— Меня сейчас вызовет, по глазам вижу, — шепнул Юрка.
— Скоро звонок, — попытался я его успокоить.
— Нет, вызовет, по глазам вижу.
— К доске пойдет Костиков, — объявила Ольга Алексеевна.
Толстый Шура Костиков неуклюже выбрался из-за парты и, шаркая, побрел между рядами.
— Не учил, по ушам вижу, — огорчился Юрка.
Костиков стоял у доски, опустив голову.
— Учил? — спросила Ольга Алексеевна.
Костиков молчал, переминаясь с ноги на ногу. Его большие розовые уши стремительно краснели.
— Садись, Костиков, — вздохнула Ольга Алексеевна. — Двойка.
— Не в духе она сегодня. Ой не в духе! — зашептал Юрка. — По помаде вижу.
— По какой помаде?
— По губной, какой же ещё!
— При чём тут помада? — удивился я.
— В том-то и дело, что нет помады! — Юрка взглянул на учительницу и тихо затараторил мне в ухо: — Не успела себя в порядок привести, даже губы не помазала. Значит, в семье что-то не клеится, с мужем поругалась, чашку разбила, суп пересолила, всё из рук валится, какая уж тут помада!..
Я посмотрел на Юрку и покрутил пальцем у виска.
— Таня Ерёмина, — вызвала Ольга Алексеевна.
— Отмена крепостного права сопровождалась разорением бедных слоев крестьянства, — с воодушевлением начала отличница Ерёмина.
До звонка оставалось совсем чуть-чуть. Юрка расслабился и развалился на стуле. Потом посмотрел на Ольгу Алексеевну, наклонился ко мне и произнёс:
— Вообще-то она тётка не вредная. Всё у неё ещё наладится, по причёске вижу.
— Как это? — не понял я.
— Как-как! — рассердился Юрка. — Не видишь, что ли? Причёска модная, симпатичная. С такой причёской она быстренько ещё раз замуж выйдет. Второй раз уже не ошибётся, подберёт мужчину работящего, покладистого…
— Шевельков! — раздался голос Ольги Алексеевны. — Продолжи ответ Громовой. Садись, Таня. Пять.
Юрка встал, посмотрел на часы и тяжело вздохнул.
…На перемене Юрка открыл дневник и принялся внимательно рассматривать новую двойку.
— С неохотой поставила, — говорил он. — Разве это двойка? Вон Валентина за диктант, гляди, какую пару поставила. Жирная, аж на следующую страницу отпечаталась. А это что за двоечка? Крохотная, с завитушкой какой-то. Нет, с большой неохотой поставила. По почерку вижу!