– Как это сами? – возмутилась молодая женщина. – А как же твой спор, Никитушка? Нет, я не могу отказаться от этого дела и тебе не позволю! Как можно сдаваться, когда у нас в руках все нити? Я сегодня же съезжу к Дашиному жениху и поговорю с ним. Пульхерия Андреевна очень хорошо рекомендует этого поручика Давыдова. Надеюсь, он мне разъяснит, где искать Дарью Ивановну. И ты знаешь, Никита Сергеевич, мне кажется, что Даша сейчас у него. Что-то там не заладилось у нее с этим ожерельем, она боится и прячется у жениха.
Катерина Дмитриевна с победным видом взглянула на мужа, а тот лишь укоризненно покачал головой и проговорил:
– Катенька, ангел мой, ну нельзя же быть таким ребенком! Отчего тебе все люди кажутся порядочными, скажи ты мне на милость? Ведь ты же этого поручика Давыдова в глаза никогда не видела! Ну кто тебе сказал, что он обязательно хороший человек? Будто ты не знаешь, как ловко умеют прикидываться мошенники! А может быть, он и есть самый главный организатор кражи ожерелья?
Но супруга была непреклонной:
– Тем более я должна спешно ехать к нему, спасать Дарью Ивановну! Но я уверена, что этот молодой офицер ни при чем. А если все-таки он виновник кражи, то я сумею ловко у него все выведать!
– Ты, как я вижу, вбила в свою очаровательную головку, что непременно должна сама все расследовать, – недовольно сказал Карозин. – Что ж, я знаю, как ты бываешь упряма, поэтому не стану более пытаться тебя отговаривать, а уж запрещать и подавно не стану. Прошу тебя только об одном, ангел мой, будь осторожна, хорошо? Обещай мне это!
– Конечно же обещаю! – воскликнула Катенька, целуя мужа. – Я буду сама осторожность, честное слово! Да и что может со мной случиться?!
Профессор только покачал головой на такое легкомыслие, но противоречить жене дальше не стал, понимая всю бессмысленность дальнейших уговоров. За три года семейной жизни он успел убедиться, что рассудительная его супруга всегда добивается намеченной цели, невзирая ни на какие препоны. Это ее качество всегда казалось ему весьма похвальным и заслуживающим уважения, но только не сегодня. Сейчас Никита Сергеевич предпочел бы, чтобы его жена обладала более мягким и робким нравом.
После обеда Катенька переоделась в более интересное платье, чтобы произвести впечатление на поручика. Разумеется, в ее наряде не было ничего вызывающего или слишком смелого, Ведь Катерина Дмитриевна вовсе не собиралась кокетничать с молодым офицером. Ей всего на всего нужно было вызвать у него доверие. Молодая женщина остановила свой выбор на песочном шерстяном платье с отделкой цвета кофе, кофейной же накидке и милой шляпке в тон к остальному наряду. Оглядев себя в зеркало и оставшись вполне довольной, Катенька вышла из дому и на извозчике отправилась в Арбатский переулок.
Двери Катеньке открыл денщик, который тут же провел ее в комнату и доложил поручику о визите незнакомой дамы. Давыдов тут же вышел, поклонился гостье, с любопытством ее оглядел и заговорил:
– Чем обязан вашему появлению в моем скромном жилище, сударыня? Не соблаговолите ли представиться, чтобы я знал, как к вам обращаться?
Внешность молодого офицера понравилась Катеньке. Это был высокий стройный мужчина в ладно сидящем мундире. Открытое лицо его с внимательными темными глазами и твердым ртом под щегольскими усиками обрамлялось аккуратно причесанными темными же волосами.
– Меня зовут Катерина Дмитриевна Карозина, а с вами я заочно знакома через вашу невесту, Дарью Ивановну Беретову.
Катенька решила представиться молодому человеку дальней родственницей Даши, чтобы он чувствовал себя с ней свободнее. Однако при упоминании имени своей невесты, поручик помрачнел лицом:
– Вы, Катерина Дмитриевна, должно быть, не в курсе, что я разорвал нашу с Дарьей Ивановной помолвку еще десять дней назад. И с тех пор не имел возможности ее видеть.
Катенька была потрясена таким сообщением. Она было заподозрила поручика во лжи, но на лице Давыдова было написано такое неподдельное огорчение высказанным фактом, что Катерина Дмитриевна перестала сомневаться в правдивости его слов.
– Но как такое могло произойти? – задала она вопрос поручику. – Я сегодня была у бабушки Дарьи Ивановны, так та совершенно не подозревает о таком обороте дела. Напротив, Пульхерия Андреевна пребывает в полной уверенности, что три дня назад вы встречались с ее внучкой.
– Это неправда! Повторяю вам, сударыня, я не видался с Дашей вот уже десять дней. Понимаю, что как человек благородный должен был поставить в известность Пульхерию Андревну о разрыве наших с Дарьей Ивановной отношений, но вы должны понять, что я не сделал этого, уступая просьбам самой Даши, которую искренне люблю, несмотря ни на что!
Катенька окончательно перестала что-либо понимать.
– Владимир Николаевич, тогда объясните мне на милость, что же заставило вас расторгнуть помолвку с Дарьей Ивановной, если вы ее любите? Может быть, я по родственному сумею вам помочь?
Давыдов с интересом взглянул на молодую женщину и решился:
– Видите ли, Катерина Дмитриевна, я действительно очень люблю Дашу и уверен, что она единственная могла бы составить счастье всей моей жизни. Но, как вы сами знаете, характер у Дарьи Ивановны весьма своеобразный. Она подвержена странным необъяснимым порывам, каким-то романтическим устремлениям. И в тоже время чрезвычайно упряма. Бабушка ее, Пульхерия Андреевна, не раз говаривала мне, что весьма рада тому обстоятельству, что жених ее внучки имеет военный чин. Дескать, обычному, штатскому человеку, с Дашенькиным темпераментом не совладать. Я, признаться, только посмеивался на эти замечания, пока лично не убедился в их правдивости. Около двух месяцев назад и заметил у Даши появление сильного интереса ко всякого рода мистике и спиритизму. Сам я, как человек здравомыслящий, всегда чурался подобных глупостей, полагая все это занятием для людей праздных и неумных. Поэтому стал подшучивать над свой невестой, пытаясь свести на нет этот ненужный по моему мнению интерес. Однако Даша сердилась и принималась горячо доказывать мне мою неправоту. Я все же не терял надежды, что это ее увлечение скоро пройдет, но мои надежды были тщетными. С каждым днем Даша отдалялась от меня, а однажды призналась, что состоит в тайном обществе, и стала призывать меня вступить туда следом за ней, если я ее люблю. Я, естественно, не собирался никуда вступать, о чем прямо ей и сказал. Я даже потребовал от нее перестать туда ходить и пригрозил, что все расскажу Пульхерии Андреевне. Лицо Даши странно переменилась, какая-то неясная гримаса не то страха, не то боли перекосила его, она принялась уговаривать меня ничего не рассказывать, чтобы не огорчать бабушку, я обещал, сострадая к ней. Но спросил, отчего она сама, понимая, что расстроит своим поведением единственного близкого ей человека, не бросит этих занятий. Даша принялась говорить что-то сумбурное о невозможности нарушить своего предназначения. Признаться, я тогда ничего не понял, да и не вникал особенно, полагая все ее речи горячечным бредом. Мне показалось, что Даша больна и у нее жар. Я проводил ее домой, уговорившись встретиться на другой день и поговорить спокойно. Но наша встреча не принесла ожидаемых мной результатов. Моя невеста все более отдалялась от меня, погружаясь в какие-то странные дела. Мое сердце разрывалось от боли, я видел, что дорогая мне девушка гибнет, что я теряю ее, но ничего не мог с этим поделать. Она более не доверяла мне и отказывалась сообщить о месте, где собирается ее общество. Далее так продолжаться не могло. И вот десять дней назад я в последний раз поговорил с Дашей, использовав последнее средство убеждения – я пригрозил ей разорвать нашу помолвку, надеясь, что ее чувства ко мне позволят ей опомниться. Как оказалось, я зря на это надеялся. Мои слова не произвели на нее никакого впечатления. Она только сказала, что я волен поступать, как сочту нужным, и лишь попросила меня ничего не сообщать Пульхерии Андреевне. Я дал слово чести, что бабушка ее от меня ничего не узнает.