— Вы не знаете его адреса?
— Говорят, он посещает некоторые сомнительные бары на авеню Де Ваграм и в квартале Терн. Может быть, в Отделе светских происшествий знают о нем подробней.
— Вы не возражаете, если я обращусь к ним за сведениями?
— При условии, что вы не будете упоминать Жандро-Бальтазаров.
Комиссар был явно озадачен. Несколько раз, словно рассуждая сам с собой, он пробормотал:
— Любопытно!
А Мегрэ расспрашивал все более и более настойчиво:
— Скажите, мадемуазель Жандро, по-вашему, человек вполне нормальный?
На сей раз Ле Брэ подскочил, и взгляд его, брошенный на секретаря, был суров.
— Простите, я вас не понимаю.
— Виноват, быть может, я не так поставил вопрос. Теперь я совершенно убежден, что в ту ночь я видел в комнате служанки именно Лиз Жандро. Как все это было, я вам уже рассказывал. Значит, в ее комнате произошло нечто весьма серьезное, если пришлось прибегнуть к такой уловке. Что касается показаний музыканта, проходившего в тот момент по улице и слышавшего выстрел, у меня нет никаких оснований сомневаться в их правильности.
— Продолжайте.
— Возможно, что мадемуазель Жандро была не одна с братом в своей комнате.
— Что вы хотите сказать?
— По всем данным, третьим человеком был граф д'Ансеваль. Если стреляли, если действительно в комнате было три человека, если в кого-то попали…
Мегрэ в глубине души гордился удивлением, которое промелькнуло во взгляде его начальника.
— Какими еще сведениями вы располагаете?
— Немногими.
— Я полагал, что вы осмотрели в ту ночь весь дом.
— Кроме комнат, которые расположены над конюшней и гаражом.
Впервые драма, разыгравшаяся в ту ночь в особняке на улице Шапталь, встала перед Ле Брэ во всей своей очевидности. Теперь комиссар признавал возможность кровавого происшествия, убийства, преступления. И это произошло в его мире, в среде людей, которых он посещал, которых встречал в своем клубе, в доме молодой девушки, ближайшей подруги его собственной жены!
И, удивительное дело, — именно выражение лица шефа убедило Мегрэ окончательно в том, что он напал на след преступления.
То была уже не просто задача, которую необходимо разрешить. Речь шла о человеческой жизни, а может быть, и не одной.
— Мадемуазель Жандро очень богата, — вздохнул, наконец, с сожалением комиссар. — Вероятно, она единственная наследница одного из самых крупных состояний в Париже.
— Вероятно?
Его начальник знал явно больше, чем он говорил, но Ле Брэ, светскому человеку, явно претила необходимость оказать помощь Ле Брэ, комиссару полиции.
— Видите ли, Мегрэ, на карту поставлено слишком многое. С самого детства Лиз Жандро твердили, что она пуп земли. Она никогда не была обыкновенной девочкой, такой, как все. Она всегда ощущала себя духовной наследницей Гектора Бальтазара. — И он с сожалением добавил: — Несчастная девушка.
Потом продолжал с нескрываемым любопытством:
— Вы уверены в том, что рассказали мне относительно графа д'Ансеваля?
Он был светским человеком, и этот вопрос его весьма занимал, хотя до конца поверить рассказанному он не мог.
— Ему не раз случалось бывать у мадемуазель Жандро довольно поздно вечером если не в ее спальне, то в будуаре, расположенном рядом.
— Ну, это совсем другое дело.
Неужели разницы между спальней и будуаром было достаточно, чтобы он почувствовал некоторое облегчение?
— Если позволите, господин комиссар, я хотел бы задать еще один вопрос. Имела ли мадемуазель Жандро когда-нибудь ранее намерение выйти замуж? Интересуют ли ее мужчины? Или, быть может, ее это не занимает?
Ле Брэ, видимо, ничего не мог понять. Он растерянно смотрел на своего секретаря, который осмелился вдруг заговорить с ним на такие темы, да еще о людях, о которых понятия не имел. Во взгляде его было одновременно и невольное восхищение, и некоторая настороженность, словно он вдруг очутился лицом к лицу с фокусником.
— О ней рассказывают уйму небылиц. Она действительно отвергла несколько блестящих партий.
— За ней известны какие-нибудь похождения? Комиссар явно солгал, когда ответил:
— Не знаю. — Затем несколько более сухо: — Должен признаться, что я не позволяю себе задавать такие вопросы о друзьях моей жены. Видите ли, мой юный друг…
Он чуть было вновь не впал в высокомерный тон, каким, вероятно, привык говорить на бульваре Курсель, но вовремя спохватился.
— …наша профессия требует бесконечной осторожности и такта. Я даже подчас спрашиваю себя…
Мегрэ вдруг почувствовал, что у него похолодела спина. Сейчас ему скажут, что следствие прекращается, что ему надлежит снова занять свое место за черным столом и проводить целые дни за регистрацией разных дел, выдавать справки о месте жительства…
На несколько секунд конец фразы словно повис а воздухе. К счастью, государственный служащий Ле Брэ одержал верх над светским человеком, и он закончил:
— Мой совет вам: будьте крайне осторожны. В случае, если вас что-либо смутит, звоните мне домой. Кажется, я вам уже это говорил. У вас есть номер моего телефона? — И он записал его своей рукой на клочке бумаги. — Если я просил вас зайти сегодня утром, то только потому, что не хотел, чтобы вы топтались на месте. Я не мог себе представить, что вы ушли так далеко.
Однако прощаясь руки он ему не подал. Мегрэ снова стал полицейским, да еще таким полицейским, который позволяет себе грубо вторгаться в тот мир, куда дает доступ только визитная карточка господина и госпожи Ле Брэ де Плуинек.
Время приближалось к полудню. Мегрэ вошел под своды здания Сыскной полиции на Набережной Орфевр. По левой стороне коридора через открытую дверь он увидел комнату, стены которой были сплошь завешаны адресами меблированных комнат. Впервые он поднимался по этой широкой пыльной лестнице не по поручению комиссариата, как ему не раз доводилось делать, но, в некотором роде, выполняя свое собственное задание.
Вдоль длинного коридора тянулись двери с табличками, на которых были указаны фамилии комиссаров, дальше шел застекленный зал ожидания. Мимо Мегрэ прошел инспектор, ведя за собой человека в наручниках.
Наконец Мегрэ очутился в комнате, окна которой выходили на Сену. Комната эта ничем не напоминала ту, в которой он работал. Люди здесь звонили по телефону или разбирали сводки и рапорты; какой-то инспектор, полусидя на столе, спокойно покуривал трубку. В этой комнате, наполненной биением жизни, царила атмосфера несколько развязного дружелюбия.
— Видишь ли, малыш, ты можешь, конечно, пойти к Сомье, но не думаю, чтобы там имелось на него дело. Во всяком случае, не припомню, чтобы он был когда-нибудь осужден. — Бригадир, плечистый мужчина лет сорока, добродушно смотрел на Мегрэ.
Это происходило в Отделе светских происшествий, где как свои пять пальцев знали среду, в которой вращался граф д'Ансеваль.
— Скажи-ка, Ванель, ты давно не видел графа?
— Боба?
— Да.
— В последний раз я встретил его на скачках. Он был с Дедэ.
— Дедэ — это тип, который держит гараж на улице Акаций. У него всегда не более одного-двух автомобилей. Понятно, малыш?
— Кокаин?
— Наверное, и это. Граф увяз по самое горло. Его уже не раз можно было накрыть на этом деле, но мы предпочитаем наблюдать за ним. В один прекрасный день он поможет нам выудить рыбку покрупнее.
— У вас есть его последний адрес?
— Не кажется ли тебе, что твой комиссар ущемляет наши интересы? Осторожнее, малыш! Не спугни Боба. Да нет, не потому, что он лично нас интересует. Но ведь за таким парнем, как он, нужен глаз да глаз. А у тебя серьезное дело?
— Мне необходимо его найти.
— Ванель, у тебя есть его адрес?
И Ванель, с тем презрением, которое испытывают люди с Набережной Орфевр к мелкой сошке из комиссариатов, буркнул:
— «Отель дю Сантр», улица Брей. Прямо за площадью Этуаль.
— Когда ты его там видел последний раз?
— Всего четыре дня назад. Он сидел в бистро на углу улицы Брей вместе со своей подружкой.