— Вот как! Интересно.
— Я ищу одного своего друга, товарища по коллежу…
— Ну, в таком случае, это наверняка не я.
— Это граф д'Ансеваль… Боб…
— Скажите пожалуйста!
Дедэ не улыбнулся. Цокая языком, он словно раздумывал над чем-то.
— А где вы искали Боба?
— Повсюду. В отеле я его не нашел.
— Адрес своего отеля он вам дал, наверное, еще тогда, когда вы учились в коллеже?
— Этот адрес мне сообщил один из наших общих друзей.
Дедэ бросил еле приметный знак бармену.
— Ну что ж! Раз вы друг Боба, выпейте с нами. У нас сегодня как раз маленькое семейное торжество.
И он знаком пригласил его в кабинет. Стол был накрыт. В серебряном ведерке стыло во льду шампанское. Поблескивали фужеры, женщина в черном сидела, положив локти на стол, мужчина со сломанным носом и бычьими глазами медленно поднялся, приняв позу боксера, готовящегося к раунду.
— Это Альбер, наш приятель.
И Дедэ посмотрел на Альбера тем же странным взглядом, что и на хозяина. Он не повышал голоса, не улыбался, а между тем все это походило на издевательство.
— Люсиль — жена Боба.
Мегрэ увидел шрам на очень красивом, выразительном лице, и когда он наклонился, чтобы поздороваться, из глаз молодой женщины брызнули слезы. Люсиль судорожно вытерла их платком.
— Не обращайте внимания. Она недавно потеряла своего папу. Вот и разбавляет шампанское слезами… Анжелино! Фужер и прибор!
Было что-то странно-тревожное в этом ледяном дружелюбии, таившем в себе угрозу. Мегрэ обернулся, и ему стало совершенно ясно, что выйти отсюда он сможет только с разрешения человека в клетчатом костюме.
— Значит, вы приехали из Лиона, чтобы встретиться со старым товарищем, с Бобом?
— Не только для этого. У меня свои дела в Париже. Один из моих друзей сказал мне, что Боб здесь. Я давно потерял его из виду.
— Давно, вот как! Так давайте же выпьем за ваше здоровье. Друзья наших друзей — наши друзья. Пей, Люсиль!
Она подняла фужер, ее зубы мелко застучали о тонкое стекло.
— Сегодня после обеда она получила телеграмму. Умер папа! Я вижу, на вас это тоже произвело сильное впечатление… Люсиль, покажи телеграмму.
Она удивленно посмотрела на него.
— Покажи мосье… Она порылась в сумочке.
— Я оставила ее в своей комнате.
— Вы любите макароны? Хозяин готовит их для нас по специальному рецепту. Скажите, как вас величать?
— Жюль.
— Мне нравится это имя. Красивое имя. Итак, старина Жюль, о чем же мы говорили?
— Мне бы хотелось повидаться с Бобом до моего отъезда.
— Вы спешите обратно в Бордо?
— Я сказал — в Лион.
— Ну да, в Лион! Красивый город! Уверен, что Боб будет в отчаянии от того, что упустил возможность встретиться с вами. Он так любит своих друзей по коллежу! Поставьте себя на его место. Товарищи по коллежу — это ведь все порядочные люди. Держу пари, что вы порядочный парень… Как ты думаешь, Люсиль, чем мосье занимается?
— Не знаю.
— Подумай! Я, например, готов побиться об заклад, что он разводит цыплят.
Было ли это сказано случайно? И почему именно цыплят, — ведь так уголовники называют полицейских? Может быть, Дедэ подавал сигнал своим друзьям?
— Я работаю в страховом агентстве, — выдавил из себя Мегрэ, которому ничего другого не оставалось, как вести свою игру до конца.
Им подали еду. Принесли новую бутылку, которую Дедэ, по-видимому, заказал знаком.
— Вот ведь как тесен мир! Приезжаешь в Париж, и вдруг всплывают туманные воспоминания о старом друге по коллежу, и случайно нападаешь на кого-то, кто дает тебе его адрес. Другие могли бы десять лет искать, особенно если учесть, что ни одна душа в квартале не знает фамилии Ансеваль, так же как и мою. Спросите у хозяина, у Анжелино, который знает меня черт знает сколько лет как облупленного. Вам все скажут — Дедэ. Просто Дедэ. Что ты нюни распустила, Люсиль! Хватит! Мосье может подумать, что ты не умеешь себя вести за столом.
Тот, другой, с носом боксера, молча ел, пил, и время от времени туповатая улыбка появлялась у него на лице, словно бы шуточки владельца гаража доходили до него с некоторым опозданием.
Когда Люсиль поглядывала на маленькие золотые часы, висевшие на цепочке у нее на поясе, Дедэ успокаивал ее:
— Ты успеешь на поезд, не бойся. Он объяснил Мегрэ:
— Сейчас посажу ее в поезд, чтобы она поспела на похороны. Посмотрите только, как все сложилось. Сегодня ее предок загнулся, а я как раз выиграл на бегах. Денег полно. Вот и решил отпраздновать. Да, жаль, Боба нет, чтобы с нами выпить.
— Он в поездке?
— Ты как в воду глядишь, Жюль. В поездке. Но все-таки надо тебе его показать. Люсиль снова разрыдалась.
— Пей, милочка моя! Только так и можно залить горе. Кто бы подумал, что она такая чувствительная? Два часа бьюсь, чтобы ее успокоить. Ведь отцы должны в один прекрасный день покинуть нас, — верно я говорю? Сколько времени, как ты его не видала, Люсиль?
— Замолчи!
— Еще бутылку такого же, Анжелино. А суфле? Скажи хозяину, чтобы он не испортил суфле. За твое здоровье, Жюль.
Сколько ни пил Мегрэ, его стакан все время оказывался полным — Дедэ наполнял его с угрожающим видом и чокался.
— Как зовут твоего друга, который тебе дал адрес?
— Бертран.
— Какой всезнайка! Не только все порассказал тебе про старину Боба, но даже в гараж тебя послал.
Значит, он уже знал, что кто-то рыскал вокруг гаража по улице Акаций и расспрашивал о нем. Вероятно, он побывал у себя после обеда.
— В какой гараж? — попробовал Мегрэ прикинуться, что он и знать ничего не знает.
— Мне показалось, что ты упоминал о гараже. Разве ты не меня спрашивал, когда пришел сюда?
— Я знал, что Боб и вы — друзья.
— Ну и хитрые же вы там, в Лионе! За твое здоровье, Жюль! Давай по-русски! До конца! Вот так! Тебе не нравится?
Боксер в своем углу блаженствовал. Люсиль — та напротив, забывая понемногу о своем горе, казалась встревоженной. Один-два раза Мегрэ перехватил вопрошающий взгляд, брошенный ею на Дедэ.
Что с ним собираются сделать? У владельца гаража — это было совершенно очевидно — имелся какой-то план на этот счет. Он веселился вовсю — правда, весьма своеобразно, без тени улыбки, с каким-то странным лихорадочным блеском в глазах. Иногда он словно искал одобрения во взглядах двух других, как актер, который чувствует себя в полной форме.
«Прежде всего — сохранять присутствие духа!» — говорил себе Мегрэ, которого заставляли опорожнять фужер за фужером.
Он не был вооружен. Сила его и ловкость против такой парочки, как Дедэ и боксер, ровно ничего не значили. И все более отчетливо он сознавал, как затягивается петля вокруг его шеи.
Догадывались ли они, что он имеет отношение к полиции? Вполне возможно. Может быть, Люсиль ходила на улицу Брей и ей там рассказали о настойчивом посетителе, приходившем во второй половине дня? Как знать, может, они именно его и поджидали?
Между тем становилось ясно, что эта игра имеет свои смысл. Дедэ заявил, что денег у него куры не клюют, и похоже, что так оно и было: он был странно возбужден, что так характерно для людей его сорта, когда у них набиты карманы.
Бега? Он, вероятно, частенько наведывался туда, но Мегрэ готов был поклясться, что сегодня ноги его там не было.
Что же до слез Люсиль, то, по-видимому, отнюдь не судьба отца заставляла ее проливать их с такой удивительной щедростью. Ибо плакать она начинала всякий раз, как только упоминалось имя Боба.
Было уже десять вечера, а они все еще сидели за столом, и шампанское все пенилось в их бокалах. Мегрэ изо всех сил боролся с опьянением, овладевшим им.
— Жюль, ты ничего не имеешь против, если я позвоню по телефону?
Телефонная будка находилась в левом углу зала, и Мегрэ со своего места мог ее видеть. Дедэ набрал два или три номера, прежде чем дозвонился к тому, кто был ему нужен. Видно было, как двигались его губы, но разобрать слова было невозможно. Люсиль казалась взволнованной. Что же касается боксера, закурившего огромную сигару, тот только глупо улыбался, время от времени дружелюбно подмигивая Мегрэ.