— Надеюсь, конечно, что никаких жалоб на вас поступать не будет. Если у вас появится необходимость что-либо сообщить мне или просто посоветоваться, звоните на бульвар Курсель. Номер моего телефона вы найдете в справочнике.
Мегрэ уже собирался было поблагодарить, но комиссар, легонько подталкивая его к двери, вдруг обронил, будто бы припоминая пустяковую деталь:
— Да, вот уже шесть или семь лет, как Фелисьен Жандро-отец состоит под семейной опекой, словно молодой повеса. После смерти матери всеми делами заправляет Ришар… Как здоровье вашей жены? Начинает понемногу привыкать к Парижу и к своей новой квартире?
После сухого и короткого рукопожатия Мегрэ очутился за дверью. Все еще не понимая, что с ним произошло, он машинально направился к своему столу, и внезапно взгляд его упал на одного из посетителей, сидевших на скамье по ту сторону барьера — Мегрэ называл его прилавком.
Это был Жюстен, флейтист. Одетый в черное, но на сей раз уже не во фраке, и без плаща, Жюстен Минар покорно дожидался своей очереди, сидя между заросшим по уши бродягой и толстухой в зеленой шали, кормившей грудью младенца.
Музыкант подмигнул Мегрэ, словно спрашивая, может ли он подойти к барьеру. «Нет», — покачал головой Мегрэ, сложил бумаги и передал одному из коллег текущие дела.
— Ухожу в отпуск!
— Отпуск в апреле, да еще когда дел по горло в связи с приездом его величества?
— Представь себе, отпуск.
Тот, зная, что Мегрэ недавно женился, продолжал:
— Ребенка ждешь?
— Не жду!
— Болен?
— Здоров.
Это уже становилось подозрительным, и коллега, недоумевающее взглянув на него, произнес:
— Что ж! Дело твое. Желаю приятно отдохнуть. Везет же людям!
Мегрэ взял шляпу и зашел за барьер, отделявший полицейских от посетителей. Жюстен Минар весьма непринужденно поднялся и, не говоря ни слова, последовал за ним.
Может быть, жена устроила ему очередную взбучку, как рассказывал Бессон? Тщедушный, светловолосый, голубоглазый, с нездоровым румянцем на щеках, флейтист неотступно следовал за Мегрэ, словно приблудная собачонка.
Улицы были залиты солнцем, над окнами развевались флаги. Казалось, воздух звенит от гула труб и грохота барабанов. Люди шагали по-праздничному весело, и оттого что по улицам и площадям без конца расхаживали военные, то и штатские невольно подтягивались и расправляли плечи.
Когда Минар решился наконец приблизиться к Мегрэ, он таинственно прошептал:
— Вас уволили?
По-видимому, Минар полагал, что полицейского чиновника можно так же легко уволить, как флейтиста, и поэтому чувствовал себя совершенно несчастным от сознания своей вины.
— Меня не уволили. Я в отпуске.
— Вот как!
В этом «Вот как!» прозвучали нотки сомнения. В голосе флейтиста слышалась тревога и скрытый упрек.
— Они предпочитают, чтобы вас пока здесь не было, так ведь? Хотят замять дело! А как же с моей жалобой? — Голос его зазвучал суше. — Надеюсь, они хоть не положат под сукно мою жалобу? Хочу вас сразу предупредить, что я этого не допущу.
— Жалоба разбирается в установленном порядке.
— Отлично! Тем более, что у меня для вас имеются кое-какие новости. Во всяком случае, одна…
Они уже дошли до площади Сен-Жорж, такой тихой и провинциальной, с маленьким бистро, в котором всегда пахло белым вином… Мегрэ машинально толкнул входную дверь. В этот послеобеденный час в воздухе и впрямь словно бы повеяло отпуском. Цинковая стойка была начищена до блеска, а в высоких бокалах переливалось и искрилось зеленоватое вино «вуврей».
— Кажется, вы мне говорили, что видели в доме Жандро двух служанок? Так?
— Да, Жермен и Мари, — подтвердил Мегрэ. — Не считая Луизы, кухарки.
— Так вот что я вам скажу. Только одна из них действительно служанка!
В глазах музыканта светилась детская радость, и сам он, как никогда, походил на верного пса, подбежавшего к хозяину с ценной находкой.
— Я говорил с молочницей, которая носит молоко в особняк Жандро. Ее лавка — на улице Фонтен, на углу, рядом с табачной.
Мегрэ, немного смущенный, с удивлением смотрел на флейтиста и никак не мог отогнать мысль о выволочках, которые устраивает ему его Кармен.
— Старшая горничная, Жермен, уже с субботы в Уазе, у сестры, которая ждет ребенка… Так вот, днем я обычно свободен…
— А ваша жена?
— Какое это имеет значение!.. — проговорил он равнодушно. — И я подумал, что если вы собираетесь продолжать следствие, то, возможно, я смогу вам быть полезен. Сам не знаю почему, но люди ко мне обычно очень мило относятся.
«Да, кроме Кармен!» — подумал Мегрэ.
— Погодите. Теперь угощаю я. Да, да! Если я ничего, кроме минеральной воды с соком, не пью, это не значит, что я не могу поставить вам рюмочку. А насчет отпуска, надеюсь, вы пошутили?
Если Мегрэ и промолчал, неужто он этим выдал служебную тайну?!
— Будь иначе, я бы разочаровался в вас, честное слово. Хозяев этого особняка я и в глаза никогда не видал. Лично к ним я ничего не имею, хотя их дворецкий Луи и выглядит настоящим убийцей и они вам все наврали.
Маленькая девочка в красном платьице продавала мимозу, привезенную из Ниццы, и Мегрэ купил букетик для жены, которая знакома была с Лазурным Берегом лишь по цветной открытке с изображением залива Ангелов.
— Вы только скажите мне, что я должен делать. И, пожалуйста, не бойтесь — я не причиню вам неприятностей! Я привык молчать!
Во взгляде его угадывалась страстная мольба. Ему очень хотелось предложить Мегрэ еще рюмочку — авось удастся уговорить его, — но он не осмелился.
— В таких домах всякой грязи хоть отбавляй. Но от людей ничего не утаишь. Слуги обычно любят болтать, да и поставщики многое знают.
Машинально, не отдавая себе отчета в том, что он таким образом в какой-то мере скрепляет свой союз с флейтистом, Мегрэ буркнул:
— Оказывается, мадемуазель Жандро не в Ансевале, как говорил ее брат.
— Где же она?
— Так как горничная Жермен уехала в деревню, значит, мне вместо нее показали Лиз Жандро.
— Вы думаете? — спросил флейтист.
— Во всяком случае, в комнате служанки была какая-то толстая девица, от которой разило вином.
Мегрэ произнес это с некоторым смущением, как будто от богатых девиц, чьи фамилии крупными буквами выведены на стенах станций метро, не могло пахнуть вином!
Оба, Мегрэ и Жюстен, замолчали и, сидя за своими рюмками, вдыхая запах мимозы, белого вина и клубничного сока, ощущая приятное тепло солнечных лучей, погрузились каждый в свои мысли. Мегрэ очнулся только тогда, когда голос его случайного товарища вернул его к действительности:
— Что же мы будем делать?
Глава III
УГОЩЕНИЕ ПАПАШИ ПОМЕЛЬ
«Инспекторам рекомендуется иметь фрак, смокинг и пиджак, без каковых доступ в определенные светские круги будет затруднен».
Все инструкции были еще свежи в памяти Мегрэ. Но инструкции, по-видимому, составлялись людьми весьма оптимистически настроенными. Так или иначе, им следовало бы придать слову «определенные» более точный смысл.
Мегрэ накануне вечером примерил свои фрак, предполагая завтра же проникнуть в те круги, в коих вращаются Жандро: в клуб Гоха или в клуб Гауссмана, но одной фразы, оброненной его женой, было достаточно, чтобы он вновь обрел способность рассуждать здраво.
— Ну и красавчик же ты, Жюль! — воскликнула она, глядя на стоящего перед зеркалом Мегрэ.
Она не собиралась шутить над ним, она была совершенно искренна. Однако в том, как она произнесла эти слова, в ее улыбке было что-то такое, что насторожило его и дало недвусмысленно понять, что ему не стоит и пытаться сойти за молодого clubman'а 2.
На площади Бастилии играли вечернюю зорю. Мегрэ, стоя рядом с женой у окна, размышлял. По мере того как в комнату вливалась ночная прохлада, он все более утрачивал свой оптимизм.
— Понимаешь, если я доведу дело до конца, то почти наверняка попаду на Набережную Орфевр 3. А уж очутившись там…