На вопрос, не изменилось ли за последние пару месяцев поведение Сергея, не случалось ли у них чего-нибудь необычного, из ряда вон выходящего или непонятного, Радка довольно уверенно ответила "нет". Жизнь шла своим чередом. Серега вел себя как всегда – не жаловался, не отдалялся, не впадал в мрачную задумчивость или в непонятное оживление. Работал, делился с Радкой своими маленькими новостями и планами, выслушивал ее рассказы о школе и театре, выводил "в свет". Она училась, тусовалась с коллегами и старыми знакомыми, развлекалась в компании с мужем, изредка навещала мать. Никаких выдающихся или таинственных событий, никаких потрясающих известий и открытий. Единственное отклонение от нормы – то самое неприятное ощущение, что за ней наблюдают, но фактов, которые оправдывали бы это ощущение, она привести не могла. Озираясь в беспокойстве по сторонам, она ни разу не увидела знакомого или примелькавшегося лица, не заметила, чтобы за ней кто-нибудь следовал или хотя бы пристально ее разглядывал. Не говоря уже о тех случаях, когда приступы паранойи накатывали на нее дома, где наблюдать за ней никто не мог в принципе. Кстати, после того как Радка рассказала о приступах Сергею, а тот пообещал свозить ее к морю, они прекратились, что подтверждает Серегину версию об их чисто нервной природе.
Выслушав отчет адвокатессы, я долго ее благодарила, а напоследок спросила, насколько, на ее профессиональный взгляд, вероятно, что Сергея убила Радка. Лидия, почти не задумываясь, ответила, что это крайне маловероятно. Разве что Радмила страдает расщеплением личности. В состоянии сознания, в котором она пребывала во время их беседы, лгать и притворяться попросту невозможно.
Итак, мнение адвоката совпало с мнением психолога: Радка мужа не убивала. Однако для ее освобождения нашего мнения маловато. Для этого нужен другой кандидат в убийцы – с внятным мотивом и реальной возможностью. А я, по правде сказать, такого кандидата не видела. Мать и родственников Радмилы я исключила, Лушку, с некоторыми оговорками (нужно будет все-таки встретиться с ее алиби – барменом из "Танцующего Дельфина"), тоже. Сведения, полученные от Радки, к списку подозреваемых никого не добавили, даже наоборот. Если она права, коллеги Сергея не имели ни малейших оснований желать ему смерти.
Правда, статистическая обработка данных вовсе не такое безобидное занятие, как ей представляется. Я хорошо помнила, как был расстроен Серега около года назад, когда написанная им программа анализа репрезентативности выборки едва не привела к увольнению нескольких интервьюеров, уличенных в недобросовестности. Но я как-то слабо представляла себе недобросовестного работника, зверски убивающего невольного разоблачителя. Все-таки живем мы не в какой-нибудь глуши, где всю округу кормит единственный заводик, а в столице с ее сотнями фирм, институтов и центров, которым всегда требуются люди для проведения различных опросов. Не говоря уже о том, что очковтирателей так и не уволили.
Нет, мотивом такого убийства могла быть либо испепеляющая ненависть, либо настоятельное желание устранить препятствие к какой-то очень значимой цели, а Серега, по свидетельству Радки, не мог вызывать у коллег ни того, ни другого. Ненависти – по причине бесконфликтности и безотказности, желания устранить – из-за камерности профессиональной ниши, которую занимал. Хотя последнее нужно уточнить у Валерия – вдруг в их фирме пруд пруди математиков-статистиков, жаждущих занять Серегину должность?
Кстати, о Валерии. Похоже, Радмила и его полностью освободила от подозрений. Даже если она заблуждается насчет безоблачности их взаимоотношений (во что я, учитывая Радкину восприимчивость к настроениям потенциальной публики, не верила), остается его алиби. Если Валера в девять часов повез коллег в пансионат, до которого добираться не меньше часа по свободной дороге, у него никак не получилось бы обернуться до одиннадцати. Не высадил же он двух дам и одного джентльмена посреди дороги!
В общем, информация от Радки не прояснила, а скорее еще больше запутала дело. Ни мотивов, ни подозреваемых, ни каких-либо зацепок я не получила. Возмутительное поведение американского красавчика Энтони, который внезапно утратил интерес к девушке, ни бельмеса не понимающей по-английски, и переключился на Пиявку-Лушку, окончившую переводческий факультет Института языков и культур имени Льва Толстого, вряд ли имеет отношение к убийству. Загадочная мания преследования, которая внезапно открылась у Радки всего за три недели до роковой пятницы, на первый взгляд, сулила новые перспективы в расследовании. Но только на первый. Как бы ни верила я в Радкину чуткость, мне представлялось сомнительным, чтобы слежка за ней, не получившая ни единого фактического подтверждения, имела место быть. А даже если бы и имела – как прикажете угадывать, кто и зачем за ней наблюдал?