А сменщица, как и обычно, опоздала. На десять минут. Опоздание сменщицы влекло за собой и моё собственное опоздание — в институт. Опаздывал я ещё и потому, что всегда ходил в институт пешком.
Путь от дома к институту занимал тридцать пять минут. Иногда меньше, если идти поживее. Рекорд, который мне удалось установить, равнялся тридцати одной минуте. Ровно тридцать никак не выходило. На автобусе я не ездил принципиально.
На этот раз я опоздал на пятнадцать минут, что было совсем неплохо — можно было ещё попроситься на занятие.
Всё время пребывание в институте я дремал. Дремота моя была вялотекущей, но постоянной, с периодическими погружениями в липкий и неприятный сон. Я пытался взбодриться: растирал глаза, тряс головой — ничего не помогало. Химеры сна, не удержав меня в своём царстве положенный промежуток времени, тянули теперь обратно, и сил, чтобы сопротивляться им, совсем не было. В учёбе же больше всего я любил тот момент, когда она заканчивалась. Я любил завершения, любил концовки, что тут поделаешь.
По дороге домой я купил бутылку пива. Было совсем тепло. На дороге снег уже растаял, лишь на обочинах, у самых оснований домов темнели ещё его грязные и бесформенные пятна. Вовсю светило солнце. Приходилось щуриться, но свет этот радовал. Солнце, яркость, ну и пиво конечно — всё это создавало совсем неплохое настроение. Хорошие настроения посещали меня не часто, поэтому чувствовал я себя сейчас очень даже здорово.
Дома меня уже ждали. У нас сидела Катька, прямиком явившаяся из школы, о чём свидетельствовал брошенный в угол портфель. Она жила этажом ниже, но даже не зашла домой. А всё от желания поиграть со мной в карты. Они уже играли с Антониной, но игра между ними никогда не шла интересно, они лишь ругались и обижались друг на друга. Настоящее оживление происходило лишь тогда, когда в игру подключался я. Не оттого, что я такой развесёлый шутник, нет, я вообще большую часть времени молчал, просто почему-то это сразу воодушевляло их. Антонина, недалёкая в общем-то старуха, начинала отпускать шутки, не бог весть какие остроумные, но смешные всё же. У неё имелся некий оригинальный пунктик, этакая хитрая сообразительность — она придавала ей определённую своеобразность. А так она была женщиной доброй, я относился к ней с уважением. Катерина же большей частью елозила на стуле, задирала ноги и заигрывала со мной. Была она девочкой красивой, и даже очень. В школе училась на отлично, да и общаться с ней было интересно, хоть и была она почти в два раза младше меня.
— Пошли, — кивнула она мне и поманила ручкой.
— А я есть хочу, — отозвался я.
— Ну во-о-о-о-от… Здрасьте — пожалуйста. И долго это?
— Разогрею да поем. Десять-пятнадцать минут.
— Пятнадцать минут! Я с ума сойду за это время. Я и так уже целый час сижу здесь, тебя дожидаюсь.
— Целый час сидела — ещё пятнадцать минут посидишь.
— А-а-а?.. Ну ты нахал! Ждала его ещё тут… Короче: пять минут тебе даю, чтобы как штык был, понял?
Она нравилась мне такой. Впрочем, она мне всякой нравилась.
— Ты чего молчишь? Понял, нет?
— Понял, понял. Как штык буду.
— Всё, отсчёт пошёл.
Я поставил на плиту кастрюльку со вчерашним супом и чайник. Питание моё богатством и разнообразием не отличалось. Все мои блюда можно было перечислить по пальцам: суп, всегда один и тот же, картошка жареная, картошка варёная, каши — гречневая, рисовая, перловая — и суперблюдо «длинная вермишель». В приготовлении этих блюд я достиг, однако, некоторого мастерства. По крайней мере в скорости со мной немногие бы тягались.
Ел я, конечно, не десять минут, больше. За это время Катька прибегала на кухню раз двадцать. Я уж и чай не пил по нормальному — так, бултыхнул его в рот и, дожёвывая на ходу кусок бутерброда, за руку был доставлен Катериной в зал. Она раздала на троих и игра началась. Играли мы исключительно в дурака. В другие игры даже не пытались. Не знаю почему, так уж сложилось. В первое время, когда кружок наш только-только образовался, я был непобедимым чемпионом. Катька тогда вообще играть не умела, хозяйке тоже было до меня далеко. Но теперь ситуация изменилась. Дамы за это время сделали громадный прогресс, а я, по всей видимости, лучше играть уже не мог. Поэтому сейчас игры протекали напряжённо, дураками оставались все без исключения, хотя я всё же реже. На сегодня после четырёх партий показатели были следующими: Антонина осталась дурой два раза, Катерина — один, я — тоже один. Игра шла весело, со всякими шутками-прибаутками, и обстановка была самой что ни на есть раскованной. Я, однако, должен был их предупредить:
— Я играю только до половины пятого.
— Почему? — вскинула глаза хозяйка.
— Почему? — вскрикнула Катя.
— Мне на работу сегодня, а ещё уроки делать.
— Как на работу? — удивилась Антонина. — Ты же только отдежурил.
— Как на работу? — недоумевала и Катька.
— Напарник попросил. Отказать нельзя.
— А, ну да, — согласилась хозяйка. — Завтра тоже пойдёшь?
— Да, моя смена. А потом он три ночи будет.
— Ясно, — кивнула понимающе старая женщина. — Только тяжело это.
— Да, тяжело это, — согласилась и Катерина, жалостливо на меня поглядывая.
— Ничего не поделаешь, — сказал я.
До половины пятого оставался ещё час.
Мы сыграли после этого лишь партию. К хозяйке зашла соседка — одна из бесчисленных подъездных старух. Женщины уселись у окна и начали свой глупый, бессодержательный разговор.
— Пойдём в мою комнату, — кивнул я Кате.
— Пойдём, — согласилась она.
Мы перебрались в мою каморку, закрылись там и игра началась заново. Вдвоём, однако, играть было неинтересно. Комбинаций мало, игра без хитростей, примитивная. Отсутствие хозяйки явилось, как ни странно, минусом.
— Вить, — спросила Катя, — а сколько у нас будет детей?
Карты были отброшены в сторону. Я включил магнитофон — мы сидели теперь, развалившись на кровати.
— А ты сколько хочешь? — я был серьёзен.
— Ну, не знаю… Хотеть можно сколько угодно, но надо же думать о том, как их обустроить, какую жизнь для них создать. Я бы может и пятерых хотела, но разве это жизнь, с пятерыми? Весело, может быть. Но в обносках же все ходить будут, как голодранцы. Разве это правильно? Так что, я думаю, не больше двух. Два — это максимум. А?
— Да, больше ни к чему. К тому же в больших семьях за детьми и внимания нет никакого. Любви той же. Для двоих же любви должно хватить.
— Правильно! — подхватила воодушевлённо Катя. Даже привстала.
— Ну, а если двое, — продолжал я, — то лучше мальчика и девочку.
— Молодец! — вскочила Катерина. — Дай я тебя поцелую.
Обвив мои плечи, она чмокнула меня в щёку.
— Ммм… Умненький ты мой.
Я слегка смутился. Но лишь слегка и лишь на мгновение. Да и то каким-то глубинным своим мыслям. На самом деле мне было очень приятно.
— Мальчика мы назовём Олегом, — сказала она в следующий момент.
— Почему Олегом?
— А ты как хочешь?
— Не знаю… Хотя и Олег неплохо, но мне не очень нравится.
— Ты что, Олег — это самое лучшее имя. Самое моё любимое… Ну, Виктор, конечно тоже нечего, — сделала она мне запоздалый комплимент. А дальше продолжала:
— А девочку… Вот насчёт девочки я не знаю. Девчачьих имён много хороших. Тебе какое всех больше нравится?
— Катя.
— Не, — засмеялась она, — так не пойдёт. Что это — и мама и дочка будут Катями?
— Ну и что?
— Нет, нет, нет. Так нельзя. Другое выбирай.
— Другое… Ну, скажем, Таня как тебе нравится?
— Нет, не Таня. Я книжку одну читала: «Судьба человека зависит от его имени» — там про Таню не очень хорошо написано. Какими-то дурными они становятся. Лучше не надо Таню. Давай другое что-нибудь.