— Да как же мне расстроенной не быть!? — это был выход на какой-то новый виток доверительности. — У вас вон ведь во что лицо превратили — смотреть страшно. Так ведь и убить могут.
Я хотел что-то ответить, но произвёл лишь трагический выдох. Завуч ещё трепалась какое-то время и буквально уж слёзы заблестели у неё на глазах — так она была тронута. Но наконец отвалила. Мы попрощались с ней прямо как сын с матерью и она зачем-то посоветовала мне напоследок в случае чего звонить ей. Что это за случай такой оставалось лишь догадываться. Она была красивой женщиной, Светлана Александровна, и манеры у неё были приятные. Она нравилась мне даже, чёрт возьми. Я смотрел на её удаляющуюся и живописно вальсирующую под плащом попку и процедил зачем-то сквозь зубы:
— Ссстерва…
Всё это шевеление в школе продолжалось аж до десяти и произвело на меня угнетающее впечатление. Когда все разошлись, я закрыл входную дверь и прошёлся по школе. Привычно дули сквозняки, непонятные шорохи доносились откуда-то из-под крыши, гулко разлетались по коридорам мои шаги. Настроение было неважным. Неважным — мягко сказано. Оно совсем стало плохим. Я всегда удивлялся этой своей возможности практически моментальной смены настроения. Моментальной только в одном направлении — от хорошего к отвратительному, обратно так скоро не получалось. Вот и сейчас всё произошло так быстро, так незаметно, что обнаружив себя в подавленном состоянии, мне оставалось лишь удивиться этому, ни на что иное эмоций уже не хватало.
Я ходил по тёмным, пустынным коридорам школы, смотрел в окна на горевшие невдалеке огни домов, смотрел на небо с его гнетущими звёздами и с каждой секундой на душе становилось всё прискорбней.
Наконец я решил идти спать. Это было самым лучшим, что я мог сделать в моём положении. Я спустился на первый, достал из сумки одеяло и взял ключ от учительской. Улёгся на диван, замер, но… сон не шёл. Стало ясно, что засыпать я буду долго и мучительно. Минуты эти — в ожидании сна — самое кошмарное время суток. Лишь здесь остаёшься наедине с самим собой, а это, оказывается, очень неприятное состояние. Я лежал на спине, вот уже целый час, прислушиваясь к шуму, доносившемуся с улицы, к шумам в себе самом и был печален. Был злобен, был отчаян.
— Ну где же ты, моя женщина? — усмехнулся я вслух и почувствовал, как новая порция из блюда горечи разливается по жилам. Громко выдохнул и перевернулся набок.
В этот момент раздался стук. Стучали в парадную дверь, и стук этот был такой тихий, что поначалу показался мне лишь игрой воображения. Но он повторился снова, а потом и ещё. Удивлённый, я поднялся с дивана, надел ботинки и зашагал к двери.
Сквозь окна никого не было видно, но едва я взялся за засов, стук раздался опять. Я открыл дверь. Не знаю, кого я ожидал увидеть, но только не того, кого увидел. Стучавшимся в школу человеком оказалась Катька. В одной кофточке, замёрзшая, стояла она перед дверью. Увидев меня, слабо улыбнулась. А потом удивилась:
— Кто это тебя так разукрасил?
Я впустил её внутрь, но был в неком замешательстве.
— А, чего молчишь?
— Ты почему не дома? — выдавил я наконец.
— Сбежала, — отозвалась она.
— Зачем?
— А… Папа с мамой напились, орать начали. Дрались между собой, а потом и нас с Игорем бить стали. Игорь ещё раньше убежал — сказал, что у другу. Ну, я тоже решила смотаться. К тебе. Не прогонишь?
— Нет конечно.
— Там к тому же к ним ещё два мужика пришли, совсем уже невыносимо. Козлы вонючие, заколебали они меня уже, родители эти долбанные.
— Кать!
— А что я такого сказала… Как их ещё иначе назовёшь?
— Забудь о них.
— Да, легко сказать. Тебе к ним не возвращаться.
Я закрыл входную дверь, мы прошли в учительскую.
— Так откуда у тебя фингалы? Подрался что ли? Ой, какой ты красивый! — присмотрелась она пристальней.
— Нет, под машину попал.
— Чего ты врёшь! Отвечай честно: на самом деле подрался?
— Ну подрался.
— Ого, да ты молодец! А кто кого?
— Конечно я его.
— Серьёзно?
— Само собой. От него лишь бездыханный труп остался.
— Да ты врёшь…
— Зачем мне врать?.. Ты есть наверно хочешь, а, Кать?
— Не, не хочу. Это ты хочешь. Я принесла вот тут печенек, я ведь знаю, что у тебя ни куска нет.
Она достала из кармашка горсть печеньев и протянула мне.
— Ну и ты тоже ешь, — кивнул я ей.
— Не, я не хочу.
— Ешь давай, я всё не съем.
— Ну и не надо, утром тоже захочется, — она свалила их на стол. Потом осмотрелась.
— Ну, куда ты меня положишь?
— Вот, на диван ложись.
— А ты где будешь?
— На полу как-нибудь.
Катя выразительно на меня посмотрела.
— Давай тогда уж вместе…
— Нет, не надо.
Я сдёрнул с дивана одеяло, взглядом приказал Катерине ложиться, накрыл её и как следует укутал. Потом выключил свет и стал укладываться на полу.
— Вить, давай ложись рядом.
— Нет, Кать, не надо.
— Да чего ты стесняешься?
— Нельзя так.
— Фу, нельзя… А ещё муж будущий… Я, может, только специально к тебе в школу и убежала, чтобы поспать с тобой, а ты…
Я лишь покачал головой на такие слова.
— Быстро сюда, я тебе приказываю!
Чёрт возьми, а ведь мне действительно хотелось лечь вместе с ней…
Я поднялся наконец и лёг на диван, нырнув под заботливо приподнятое Катей одеяло.
— Вот, давно бы так, — улыбнулась она, обвивая меня своей ручонкой.
Мне вдруг стало так не по себе… Так необычно… Лихорадочно стучало в груди сердце, во рту пересохло, стало почему-то очень жарко. А Катя, прижавшись вплотную, ласково смотрела на меня и от её взгляда на глазах моих наворачивались слёзы.
— Вить! — тихо позвала она.
— Что?
— Ты любишь меня?..
— Да, Катя, я люблю тебя.
— По-настоящему?
— По-настоящему.
— Без обмана?
— Без обмана.
— И мы поженимся потом?
— Конечно.
— Будем жить вместе?
— Да.
— Любить друг друга?
— Да.
— И мы будем самыми счастливыми?
— Да, Катя. Мы будем самыми счастливыми.
— Поцелуй меня…
Чёрт, я опять был в нерешительности.
— Только не говори, что нельзя. Просто поцелуй и всё. И обними ты меня наконец.
Я обнял её, она сжала меня ещё крепче, мы сблизили наши лица и поцеловались. Поцелуй был горячий, страстный, и губы долго не разъединялись. Потом мы целовались ещё.
Была глубокая ночь. Катя, мерно посапывая, спала, уткнувшись мне в плечо. Мне же не спалось. Я смотрел на неё и гладил волосы. Упрямая прядь спадала ей на глаза. Я убирал её, но она снова норовила упасть, чтобы потревожить Катин сон.
— Женщина… — шептал я, едва шевеля губами. — Моя женщина…
БЕЗЗАВЕТНО ВЛЮБЛЁННЫЕ В ПОРНОГРАФИЮ
В жизни Алексея было лишь две вещи: работа и порнография.
Он работал в редакции газеты дизайнером, имел свой угол со столом и компьютером, и работу свою любил. Она была спокойной и размеренной. Нарисовать примитивную рекламную картинку, оформить красивым шрифтом бестолковый слоган, подобрать приятный фон для текста — вот и всё, чем он занимался. Авралов на работе не было.
Во вторую половину своей жизни он погружался гораздо охотнее. Точнее сказать, он пребывал в ней постоянно, лишь на некоторое время выползая наружу, в реальность, для того, чтобы сходить на работу, поесть и поспать. Порнография была смыслом и целью его жизни. Часами он блуждал в интернете по порносайтам, скачивая фотографии и клипы. Все фотографии распределялись строго по папкам, в зависимости от жанра и, защищённые паролем, прятались в глубины его компьютера. Он был посетителем сайтов всех мало-мальски известных порнозвёзд. Азия Каррера, Бриана Бэнкс, Эрика Белла, Керри Трамп, Джуди Эштон, Джин Келли, Катя Кин, Лаура Энджел, Лори Синклер, Оливия Дель Рио, Нина Хартли, Никки Андерсон, Беатрис Валле, Элиша Класс, Рекел Дарриан, Табата Кэш, Диана Лаурен, Шейла Лаво, Стефани Свифт, София Эванс, Анита Блонд, Ария Джиованни, Саша Винни, Джинна Файн, Сильвия Сейнт, Тера Патрик, Дора Вентер, Тейлор Сент-Клер, Моника Ковет, Рита Фалтояно, Таня Русова, Никита Дениз, Зара Уайт, конечно же Чиччолина и Трейси Лордс, ну и, разумеется, волшебная и бесподобная Дженна Джеймсон, в которую он был просто влюблён. Дженна Джеймсон, богиня порнографии, занимала его мысли постоянно. Он видел её повсюду: она шла вместе с ним на работу, сидела на коленях, задумчиво уставившись в компьютер, принимала с ним душ и ложилась вместе с ним в постель.