Предупреждённый хозяйкой, я ожидал увидеть в них что-то вопиющее, ужасное, но в первое мгновение не заметил ничего странного. Лишь когда девочки повернулись и испуганно-удивлённо посмотрели на меня, я заметил на их лицах пятна.
Я, однако, сумел не подать вида.
— Привет, девчонки! — кивнул я им весело. — Как дела?
Девочки дико засмущались, опустили головы и, не издав ни звука, продолжили теребить своих инвалидных кукол.
— Это дядя Алёша, — сказала им Мария Сергеевна. — Он будет жить у нас.
Девочки безмолвствовали.
— Это Лена, — показала хозяйка на одну из них. — А это Марина, — на другую. — Погодки они у меня. Лена во втором классе, а Марина в первом.
Я стал устраиваться. Девочек хозяйка из комнаты выпроводила и объясняла мне теперь нехитрые тонкости здешнего быта.
— Туалет во дворе, покажу ещё. Умывальник на кухне, возле печи. Отдельной комнаты я тебе предоставить не могу, — она перешла со мной на «ты», — здесь и девчонки ночевать будут. Ты здесь, а они на той кровати. Они вместе спят.
— А откуда это у них? — поинтересовался я, имея в виду пятна на лицах. — Болезнь какая?
— Нет, ожоги, — ответила Мария Сергеевна. — Мы горели два года назад. Жили тогда не здесь, на другом конце, дом хороший был. И сгорел как-то за ночь. Муж погиб у меня, а девчонок вытащили. Я тогда обходчицей работала, в ночную смену была.
— Короткое замыкание?
— Да какое замыкание! Заснул с сигаретой муженёк мой, да и всё. Пьяный был наверное.
Я пытался выражением лица изобразить сочувствие. Но хозяйка в нём не нуждалась.
— Ну и хрен с ним! — весело сказала она мне. — Я его всё равно не любила.
Весёлость, однако, была тягостной.
— Девчонок вот только жалко, — добавила она. — Вся жизнь у них насмарку. На улицу боятся выйти. В школу еле-еле ходят. Каждый день — в слезах. Дразнят их там. Я уж позволяю через день ходить. Ты на них внимания не обращай, они у меня забитые. Да глупые конечно. Младшая — совсем дура. Ссытся до сих пор.
Я лишь безмолвно кивал.
Дело шло к ночи. Хотелось есть. Попроситься на ужин к хозяйке я не рискнул — да они, похоже, поели до меня. У меня в сумке оставалось пол пачки печений, купленных ещё на вокзале в Самаре. Я быстренько умял их, разделся и лёг.
Спустя какое-то время в комнату пришла Мария Сергеевна.
— Здесь буду спать, — сказала она, застилая вторую кровать, что стояла в противоположном углу. — Боятся тебя девчонки. Как ни уговаривала, не хотят сюда идти. Ладно, пусть в зале.
Я отвернулся к стене, чтобы не смущать хозяйку. Она, открыв дверцу платяного шкафа, повозилась за ней, видимо переодеваясь, а потом улеглась.
— Не привыкла я на этой кровати… — бормотнула она, ворочаясь.
Я же был привыкшим ко всему. Вся жизнь прошла на квартирах и в переездах. Условия, в которых я оказался здесь, были далеко не самые худшие.
Через десять минут я уже спал безмятежным и крепким сном.
Следующим днём была суббота. Я на всякий случай сходил в поликлинику, но медкомиссию не прошёл. Выходной.
Объявление о наборе людей на местный завод я прочёл в бюро по трудоустройству одного из городков соседней области. Я тогда два месяца шабашил на одного сельского предпринимателя. Строили магазин. Деньги хозяин платил хорошие, но бригада наша оказалась состоящей сплошь из синяков-бухариков. Я этим делом никогда особо не увлекался, но оказавшись в соответствующей среде, как-то размяк, поддался влиянию и потихоньку пропил почти весь свой заработок. Способствовало этому и то, что хозяин щедро давал авансы. Мы тогда его за это хвалили, а сейчас я понимал, что делал он это зря.
Я позвонил на завод, поговорил с кем-то из отдела кадров, мне сказали приезжай, возьмём. Обещали устроить токарем. Причём их не смутило то, что соответствующей специальностью я не владел. Обучение на месте, заверили меня.
В дороге я сильно сомневался — не обломаться бы. К счастью никаких обломов не произошло. Видимо дела на заводе шли так плохо, что руководство было радо любому желающему. Заявление моё тут же подписали, трудовую книжку — с единственной записью «сторож», которым я был в течение двух месяцев в каком-то детском саду — забрали. Оставалось пройти медкомиссию.
Пройти я её мог не раньше понедельника.
Целых два дня делать было совершенно нечего. Я прошёлся по посёлку. Был он небольшим и грязным. В основном состоял из частных домов. Лишь несколько кирпичных зданий, почему-то четырёхэтажных, скучились с краю.
Бесцельно побродив по посёлку пару часов и исходив его вдоль и поперёк, я решил возвращаться на хату. Внутренний голос подсказывал, что с пустыми руками возвращаться нельзя.
Я зашёл в магазин и купил бутылку водки, коробку конфет и два мороженых. У дверей дома встретилась хозяйка. Она тоже возвращалась откуда-то.
— В магазин ходили? — спросил я её, помогая внести объёмистую сумку.
— Да, зашла, — кивнула она. — А так-то с работы иду.
— Вы где работаете?
— Торгую. На вокзале.
— На хозяина? Или сами?
— Сама, сама. Дай бог, сама пока. Мелочь всякая: тапки, трико, носки.
— Хорошо идут?
— Так себе. Еле-еле на жизнь хватает.
Мы вошли в дом.
— Мария Сергеевна! — сказал я, доставая бутылку. — Я вот тут подумал, что нам как-то отметить надо наше знакомство.
Реакция хозяйки оказалась в высшей степени положительной.
— А-а-а! — широко улыбнулась она. — Бутылочку заныкал… Ну правильно, надо отметить.
Она загремела на кухне посудой, собирая стол. Я зашёл в соседнюю комнату.
Лена с Мариной, сидя на кровати, играли в какую-то малопонятную игру, хватая друг друга за руки.
— Привет! — кивнул я им.
Увидев меня, они тут же стушевались. Я заметил, что они боятся смотреть мне в глаза и отводят лица в сторону.
— Какие оценки сегодня получили? — спросил я, заметив валявшиеся у стены портфели.
— Никакие, — ответила после долгой паузы старшая, Лена. Она на мгновение взглянула на меня, но тут же опустила глаза. — Сегодня меня не спрашивали.
— А Марину? — посмотрел я на младшую.
От моего вопроса девочка так засмущалась, что покраснела и заёрзала на месте. Не сказав ни слова, она лишь отрицательно затрясла головой.
— Ну и замечательно, — сказал я. — Я тоже не любил, когда меня к доске вызывали. Вот, угощайтесь, — я протянул им скрываемые за спиной упаковки с мороженым.
Упаковки были яркие, да и мороженое хорошее — эскимо. Девчонки, в каком-то странном остолбенении смотрели на них и не решались взять.
— Берите, берите, — приободрил я их. — Это вам.
Стремительно, словно воры, они выхватили мороженое из моих рук.
— Коричневое! — выдохнула удивлённо Марина. — Я такое никогда не ела.
— Надо же когда-то начинать, — улыбнулся я.
— Зря ты их балуешь, — донёсся до меня голос хозяйки. — Они этого не заслужили.
Очень странно чувствовал я себя рядом с ними. Смотреть на их лица было тяжело — безобразные пятна отталкивали, смущали, но ещё больше смущала их реакция. Я словно пытался подружиться с лесными волчатами. Всё так же не глядя на меня, молча, они ели мороженое и ждали, когда я уйду.
— Ну ладно, — сказал я и неожиданно для себя потрепал их по головам. — Не скучайте.
От моего движения они сжались и застыли, словно приготовились к побоям. Я убрал руки и вышел из комнаты.
За двадцать минут хозяйка умудрилась собрать весьма обильный стол. И первое, и второе, и салаты какие-то стояли на нём. Мы сели наконец. Я разлил по рюмкам водку.
— Может девчонок позовём? — предложил я. — Тоже наверное кушать хотят.
— Не надо, — отмахнулась Мария Сергеевна. — Они уже ели. И нечего им со взрослыми за одним столом сидеть.
С каждой новой рюмкой мы проникались друг к другу всё большей симпатией. Я рассказывал какие-то анекдоты, хозяйка от души смеялась. Разговаривали и о грустном — она рассказала о своём неудачном замужестве, я — о бесчисленных работах и населённых пунктах, в которых доводилось побывать.