— Хорошо, — кивнул он. — Во сколько?
— В пять.
Перед тем, как переступить порог, она обернулась.
— Я люблю тебя, — шепнула ему.
И скрылась за дверью.
ПРОСТО ЛЮБОВЬ
Километрах в ста от города жена устала, и я перебрался за руль. Дорога была мокрой и тяжёлой, я вёл автомобиль неторопливо и сосредоточенно. Шёл шестой час, начинало смеркаться. Радио было настроено на станцию, передающую джаз. Звучало что-то из Аберкромби.
— Я встретила его на лестничной площадке, у окна, — начала жена, задумчиво улыбаясь. — Мы курили, он стоял сзади, и я чувствовала, как он разглядывает мою задницу. На мне были белые джинсы в обтяжку, и он раздумывал недолго. Уже через минуту всей пятернёй схватил меня за ягодицу.
Я почувствовал, как задрожали мои руки. Проглотив сгусток слюны, я пристальней всмотрелся в дорогу. «Только не терять контроль!» — мелькнуло в голове.
— Я сделала движение, чтобы отстраниться, — говорила она, — но и он шагнул вслед за мной, не опуская руку. Я остановилась у стены и уткнулась в неё лицом. Он щупал мои ягодицы, и я чувствовала его ухмылку. Я не видела её, но была уверена, что он ухмыляется. Он просовывал палец между половинок, плотная ткань не поддавалась, и он продавливал её всей своей силой.
Очки сползали с носа. Видимо лицо вспотело и пластиковые дужки скользили по коже. Я оторвал руку от руля и поправил их. Машина тут же почувствовала ослабление хватки. Мне стало ясно, что я могу не сдержаться.
— Может не сейчас… — бормотнул я.
Жена на мои слова внимания не обратила.
— Он провёл руками по моей талии, — продолжала она, — и схватился за ремень. Секунду постоял, а потом быстро, лихорадочно стал расстёгивать его. «Не надо!» — взмолилась я, но он не остановился. Я вскрикнула в отчаянии, но не сопротивлялась. Он расстегнул ремень, все пуговицы на брюках, молнию, а затем рывком опустил брюки до колен.
— Я прошу тебя… — снова подал я голос.
Она заговорила громче и отчаянней.
— Я осталась в трусиках и несколько мгновений он разглядывал их — полуспущенные, сбившиеся набок. Потом так же стремительно опустил и их.
— Прекрати!
Мой голос сорвался, превратившись в какой-то визг. Я сморщился и закашлялся.
— И он стал трогать меня. Тщательно, алчно, трепетно. Он сжимал мясо ягодиц в своих пальцах, словно стремясь растереть их в порошок. Мне было больно, я застонала. «Не надо!» — снова сорвалось с моих губ. «Нагнись!» — грубо выдавил он и сжал меня так сильно, что я вскрикнула. Я нагнулась.
— Прекрати! — закричал я. — Ради бога, прекрати! Я не могу так, я не вынесу этого, неужели ты не понимаешь?!
— Я нагнулась, и он стал целовать мою задницу, — перекрикивая меня, закричала жена. — Он впивался в неё губами, всем ртом, он сжимал её зубами, он кусал её, словно пытаясь вырвать из меня куски мяса. Чтобы сожрать их, чавкая и смеясь.
— Я не могу так больше!!! — завопил я. — Не могу-у-у!!! Ты мерзкая сука, ты курва! Будь проклят тот день, когда я встретил тебя!
— Он целовал меня и трогал. Его пальцы устремлялись в меня — он вводил их во влагалище и в анальное отверстие. Шевелил ими и удовлетворённо посмеивался. Посмеивался, потому что торжествовал своей беззастенчивостью над моей покорностью и наготой.
— Тварь! — скрипел я зубами. — Гадкая ненавистная тварь!
Я повернул руль и съехал на обочину. Остановился, заглушил мотор, потом выскочил из машины и, обежав её, открыл дверцу со стороны жены.
— Он стал лизать меня! — крикнула она, широко открытыми глазами следя за моими движениями. — Слюна текла по его языку, по губам, по подбородку, и он обмазывал меня ей.
Я схватил её за волосы и рывком вытащил из машины. Она упала на землю, прямо у моих ног. Я прицелился и ударил её ногой в голову. Жена охнула и уткнулась лицом в траву. Я стал бить её по бокам и голове.
— Ты не заслуживаешь человеческого отношения! — шипел я, нанося удары. — Ты — животное! Ты грязное и мерзкое животное!
Жена стонала и робко пыталась закрываться руками. По хлюпающему звуку, с которым ботинки опускались на её лицо, я понял, что оно полностью покрылось кровью.
— Сука! — выкрикнул я последние звуки своего возмущения и, обессиленный, повалился на траву.
Меня душили слёзы. Я не пытался их сдерживать. Зарывшись лицом в грунт, я заплакал.
По дороге мимо нас проезжали машины. Из них доносилась музыка, а из некоторых — громкий смех. Пустая пивная банка, выброшенная кем-то, задребезжала по камням и остановилась в метре от меня.
Жена приподнялась на руках и переместилась в сидячее положение. Тяжело подползла ко мне.
— Перестань, — провела она ладонью по моим волосам. — Не плачь.
— Что ты со мной делаешь?! — всхлипывал я. — Я слабый, я не могу так. Ты издеваешься надо мной!
— Что ты, что ты! — гладила она меня. — Как ты можешь думать такое?
Я привстал и потянулся к ней губами. Она не отстранилась. Наши рты сомкнулись, мы стали всасываться друг в друга. Я чувствовал языком её кровь — какой вкусной была она! Я слизывал её с лица жены, а она вытирала мои слёзы.
— Ты не любишь меня, — горестно выдавил я.
— Неправда! — тут же возразила она. — Я люблю тебя больше всего на свете. Я никого и никогда не любила так, как тебя. Да ведь и ты меня любишь, да?
— Я безумно люблю тебя! — всхлипнул я.
— Это и есть любовь, — сказала она. — Любовь мужчины и женщины. Просто любовь.
На заднем сиденье лежал баллон с минеральной водой. Мы умылись ей.
Сели в машину. Я завёл мотор.
— А потом, — мечтательно улыбнулась жена, — мы встретились с ним ещё раз…
НОЖИ
Муж купил набор ножей. Сталь гладкая, рукоятки удобные. Семь штук — от небольшого ножика для декоративной нарезки фруктов до огромного мачете, которым удобно разделывать мясо. Вика глядела на них, трогала. Ножи повесили в кухне над столом, на небольшом деревянном щите. Они смотрели остриями вниз, такие холодные, ожидающие. Каждый раз, заходя в кухню, она проводила пальчиками по чарующему металлу, и холод его заставлял её сердце замирать.
Когда в гости пришли Головачёвы, стол решили накрыть в зале. Алина держалась молчаливо, супруг её напротив — был весел и многословен. Вместе с мужем Вики он изрядно выпил, они рассказывали анекдоты, истории из трудовых будней и всячески демонстрировали друг другу расположение.
На балконе, куда они выходили курить, смех делался громче — видимо истории, которыми они делились наедине, приводили их в совершенный восторг своей запредельной пошлостью.
Вика положила ладонь на коленку Алины и приблизила губы к её щеке. Алина смутилась.
— Они увидят, — пыталась она отстраниться.
— Один поцелуй.
— Не здесь. Позже.
Уводя пошатывающегося мужа домой, на пороге Алина стрельнула в Викторию беспокойным взглядом и едва заметно кивнула.
Вечера проходили в тишине и скуке. Поджав ноги, Вика сидела в кресле и читала под свет настенной лампы. Муж пытался играть в воровскую игру — водил ножом между расставленными пальцами. Разделочная доска под его ладонью покрывалась вереницей игольчатых отметин.
— Порезался! — усмехнувшись, приподнял он руку.
Вика молча достала из подвесного шкафа флакон с йодом, подсела к нему. Кровь набухала на пальце густо-багровой каплей, ещё мгновение — и скатится на пол.
— Слижи её, — попросил он вдруг.
Она не отреагировала. Положила клочок ваты на горлышко флакона. Перевернув его, пропитала вату йодом и прислонила к порезу.
— Нужен импульс, — оправдывающимся тоном говорил муж, — искра. Мы так завянем, растеряем очарование непосредственности. Угаснем, чёрт возьми!
— Не выдумывай! — встала Вика из-за стола. — Прижми и подержи какое-то время.
С Алиной они встретились в кинотеатре. Была середина дня, в фойе у игровых автоматов топталась кучка подростков, в зале же оказалось всего пара десятков зрителей. Они купили билеты на диван, свет погас, сеанс начался. Девушки целовались и трогали друг друга между ног.