— А Николай Павлович согласится? — спросил Гена.
— Смешной ты! Николай Павлович и Роман мне это сами сказали.
Гена отвернулся, как бы для того, чтобы посмотреть в окно, но на самом деле для того, чтобы скрыть радость, осветившую его лицо.
— Хорошо, я возьмусь… — согласился он. — Только землепроходцы будут и поиск производить, да?
— Понятно? Вы разведаете, а мы, горщики-добытчики, покопаемся да еще больше найдем, вас делу поучим.
— Посмотрим-поглядим! — принял вызов Гена.
— Я тоже в какую-нибудь группу запишусь, — сказал Федя. — Теперь, Панёк, расскажи, зачем тебя к директору вызывали.
— Ну, позвали меня к директору, — начал Паня. — А у Ильи Тимофеевича полно народу, и Николай Павлович тоже. Я думал, что меня будут ругать за что-нибудь, а директор говорит: «Товарищ Борисов интересуется, когда краеведческий кружок сделает обещанную коллекцию. Хорошо бы сделать ее к четырнадцатому октября»…
— Почему? — спросил Гена.
— Потому что четырнадцатого октября на руднике предоктябрьская вахта мира начнется, и надо коллекцию к вахте открыть. Видишь, времени осталось совсем мало, а мы даже не придумали, как коллекцию оформить. Предложений собрали много, только любопытных нет: всё витрины да горки под стеклом.
— Да, никого этим не удивишь, — усмехнулся Гена. — Никого этим не удивишь и камни хорошо не покажешь, а надо камни так показать, чтобы дух захватило.
— То-то и есть! — Паня пошел напрямик: — Николай Павлович сегодня мне сказал, будто ты что-то ловко придумал.
— Постой!..
Вскочив, Гена захлопнул внутренние ставни, и в комнате стало совсем темно. Из-под койки он достал какую-то вещь, повидимому тяжелую, поставил ее на стол и щелкнул выключателем.
— Ох, ты! — обомлел Паня, у которого и впрямь захватило дух.
Перед глазами мальчиков загорелись синие, красные, желтые, розовые, зеленые огни, словно в темноте открылись светящиеся оконца различной величины и формы. Но это были не просто огни, это светились самоцветы. Они стали живыми, теплыми, они щедро, без утайки, открывали свой цвет, свою глубину, и даже скромнейший из них был чудесным.
— Дай свет! — нетерпеливо потребовал Паня. — Как ты это сделал?
Загорелась лампа под потолком.
Мальчики увидели поставленный на боковину полированный ящик, какие делаются для минералогических коллекций. В ячейках ящика уже не так ярко, как в темноте, светились самоцветы, плотно врезанные в черные дощечки. Все стало понятно: камни получали свет от электрических лампочек, скрытых в ящике.
Погасив лампу, Паня погрузился в созерцание камней.
— Хорошо ты придумал! Такое придумал, что просто глаза проглядишь… Молодец ты! — повторял он.
— Красивые самоцветы… — мечтательно произнес Федя. — Значит, ты этим по вечерам занимался?
— Возни много было, — чуть небрежно, как и полагается изобретателю, сказал Гена. — А в общем, ничего особенного… Когда камень лежит на чем-нибудь непрозрачном, он скрывает свой цвет. И если его снаружи осветить, получается пустой блеск. А пропустишь свет сквозь камень — и все видно. Только надо регулировать, чтобы света было сколько нужно. Хорошо бы поставить автоматический реостат, тогда камин станут играть.
Холодок пробежал по спине Пани, сердцу стало неспокойно.
— Надо так сделать… — заговорил он медленно, осторожно, точно боялся спугнуть зародившуюся мысль. — Надо построить Уральский хребет на две вершины… нет, лучше на три: Азов-гора, Думная гора и Медная гора, как в «Малахитовой шкатулке». Невысокие горы, ну сантиметров на семьдесят, что ли. В самой большой, в средней горе пещеру сделать неглубокую. В пещере пускай самоцветы горят… Проша Костромичев красивый каменный цветок из самоцветов собрал. Попросим у него, он добрый. На Гранильной фабрике дядя Лаптев, Иван Федорович, хорошие ящерки из камня режет для шкатулок. Может быть, фабрика хоть несколько ящерок для пещеры даст. Пускай вокруг каменного цветка пляшут! Остов Уральского хребта деревянный будет. Мы его минералами выклеим. Тут и яшмы, и мрамор, и руды всякие, что на Урале есть.