Дверь второго подъезда с треском открылась, и Вадик, держась обеими руками за живот, слетел по ступенькам крыльца навстречу Пане. Вслед за Вадиком выбежала его старшая сестра, толстушка Зоя.
— Убирайся из дому до обеда. Взрывник, видеть тебя больше не могу! — крикнула она. — Я маме скажу! Будешь знать, как сыпать аммонит на плиту!
— Еще больше насыплю, — хладнокровно пообещал Вадик, все еще держась за живот, который странно шевелился. — Если будешь ябедничать, так вечером получишь живую лягушку под подушку…
Когда мальчики очутились в саду за домом, Вадик, нежно улыбаясь, извлек из-за пазухи пестрого котенка с зелеными глазами, из кармана достал пузырек и, вытащив пробку зубами, налил сливок на ладонь.
— Ешь, Котофеич, питайся… Испугался, бедненький, опять мне живот поцарапал… — приговаривал он. — Пань, это тот самый котенок, которого я обещал железнодорожной тете Паше… Смотри, он трехцветный, просто жалко отдавать. Он сразу привык у меня за пазухой жить, будто я кенгуру. Я вечером купался в ванне, и вдруг мама увидела, что у меня живот поцарапанный, она даже хотела весь живот йодом намазать. Здорово! Я стал бы как краснокожий индеец, правда?
— Где ты аммонит достал?
— Какой там аммонит! Я крупную соль на горячую плиту сыпал. Ох, и затрещало! Зойка так испугалась, что тарелку разбила… Опять будет жаловаться… Мама уже грозится забрать обратно свой арифмометр, если я не угомонюсь… Пань, а когда мы отнесем малахит на Гранильную фабрику? Сегодня?
— Не пойду на Гранилку с пустыми руками! — сердито ответил Паня. — Сколько мы на медных отвалах малахитинок нашли? Три… И все разного цвета. Нил Нилыч смеяться будет… А сегодня Николай Павлович, как только из экскурсии приедет, тоже о малахите спросит. — Паня стал оправдываться перед самим собой: — Будто я виноват, что малахита нигде нет, только под землей есть. Я сколько раз говорил ребятам, чтобы дома поискали, а они все равно не ищут.
— И не будут искать, не надейся! Генка Фелистеев подучивает ребят не давать тебе малахита. Знаешь, что он говорит, знаешь? Он говорит, что ты для себя ищешь, потому что твой батька будет первым на доске почета. Он говорит: «Очень нужно вам для задаваки Паньки Пестова стараться!» Понимаешь?
— Понимаю, что он дурак! — И Паня покраснел. — Я малахит вообще для Гранильной фабрики ищу, потому что Гранилка — шеф нашего краеведческого кружка, а я староста краеведов. Просто Генке завидно, что моего батьку опять в кино снимали и в «Огоньке» его портрет напечатали.
— Факт, завидует! — согласился Вадик, пряча котенка за пазуху. — Все равно Григория Васильевича напишут первым на доске почета, потому что он самый знаменитый стахановец, а я его главный болельщик.
— Ничего, достану малахит назло Генке! — заявил Паня. — У меня такая совершенно секретная теория есть, что мы даже целый грузовик самолучшего камня наломаем.
— Ну? Врешь! Скажи, какая теория?.. Я тебе сразу мою теорию рассказал, что надо механизировать учеников средней школы, а ты… Скажи, Пань, и я с Генкой буду спорить на малахит с закладом. Надо же отспорить мои книжки.
Как ни хотелось Пане натянуть нос Генке Фелистееву, он все же промолчал: совершенно секретная теория еще нуждалась в проверке… Вадик ныл и ругался, но так ничего и не узнал.
Тем временем друзья оставили позади Железнодорожный поселок и поднялись на мостик, переброшенный через пути. Сортировочная станция открылась им как на ладони, шумная, дымная, наполненная гудками, свистками и лязганьем железа. Земля внизу напомнила страницу ученической тетради в две линейки, только эти линейки были не синие, а блестящие, стальные, и по ним передвигались паровозы и электровозы с длинными составами четырехосных вагонов.
Смотришь на сортировочную станцию с высоты мостика и словно читаешь сочинение на тему: «Что добывают и вырабатывают люди в Горнозаводском районе». На длинных платформах лежат серебристые чушки-штыки чугуна и высокие стопы кровельного железа, а вдали блестит на солнце что-то красное, как огонь.
«Медные листы с Октябрьского рудника», — догадался Паня.
А вот платформы с глыбами мутноватого льда. Но почему же лед не тает в лучах солнца? Да потому, что это просто глыбы белого кварца, без которого не обойдется медеплавильный завод.
— Наша руда в домны пошла, — сказал Вадик, провожая взглядом состав платформ с кусками темной руды.
— И это наша руда. — Паня кивнул в сторону состава, груженного железными трубами. — Была руда, а стали трубы.
— Что там трубы!.. Смотри, тракторы и еще какие-то машины… Жаль, брезентом закрыты… Пань, а там алюминий, как дрова. Серебряные дрова, да?