Выбрать главу

Единственным исключением, нисколько не походившим на блестящие тома собрания Диедо, оказалась большая, пыльная и весьма древняя по виду инкунабула в потертом кожаном переплете с позеленевшими медными застежками. Между собой мы называли ее Серая Книга. На ее корешке не значилось никакого имени, и она ни с кем не разговаривала, хотя порой и принималась бормотать что-то едва слышное и — судя по тону — угрожающее. Истории этой книги никто не знал; все сходились лишь в том, что она находится в библиотеке намного дольше любого из нас. Одни утверждали, что это волшебник, которого Йон Диедо победил в незапамятные времена и, лишив магического искусства, заточил в своей библиотеке. Другие считали, что здесь стоит первая жертва Диедо, сошедшая с ума за века своего пребывания в плену. Как бы там ни было, хозяин никогда не ставил Серую Книгу рядом с другими томами, а держал на полке отдельно, ограничив с обеих сторон деревянными книгодержателями. Никто из нас — включая ветеранов собрания — никогда не видел, чтобы Диедо читал серый фолиант. Похоже, он избегал даже прикасаться к нему…

После нескольких недель моего плена произошло то, чего я так боялся. Йон Диедо явился в библиотеку в непривычно ранний час, чтобы переставить книги по-новому. Напевая что-то себе под нос, он принялся за работу, действуя обдуманно и тщательно. Время от времени он вполголоса обращался к очередной книге, оказавшейся у него в руках.

— Ах, Меннет!.. — сказал он одному пухлому тому. — Красотка Меннет! Как прекрасно ты выглядишь сегодня! А какой очаровательной женщиной ты была до того, как я тебя заполучил! Кстати, сколько лет прошло с тех пор?.. Пятьсот?.. Больше?.. Ты только представь

— пять веков пролетело, а ты все так же прекрасна. Согласись: если бы не я, твоя красота давно бы поблекла, а кости упокоились в могиле. Но благодаря мне ты по-прежнему жива и все так же можешь рассказывать поразительные истории! Ладно, я немного почитаю тебя, когда управлюсь с делами, а пока — милости прошу на новое место рядом с мистером Уитбурном. Уверяю тебя, ему тоже есть что рассказать, хотя некоторые его истории способны внушить человеку самый настоящий ужас. Я, впрочем, уверен: вы отлично поладите. А твоя подруга и наперсница леди Албрехт встанет с другой стороны.

— Ах, мои старые, любимые друзья! — бормотал Диедо, беря в руки другой том. — Я уж постараюсь, чтобы вы остались довольны обществом друг друга!

Добравшись до нашей полки, Диедо схватил Жанин. Я напрягал все свои скромные силы, чтобы удержать ее, но, увы — даже рук у меня теперь не было! Я мог только приоткрывать переплет и протестовать по возможности, но мой голос был не громче жужжания насекомого. Диедо его даже не услышал. Подняв мою возлюбленную в воздух, он переставил ее на самую нижнюю полку в дальнем конце ниши. Потом взялся за меня. К этому моменту мною владела такая жгучая ненависть, что, казалось, он отдернет от меня руку, словно от раскаленного железа, но Диедо опять ничего не заметил. Одно движение — и я оказался на самой верхней полке, очень далеко от Жанин.

— Пожалуй, я поставлю два моих последних приобретения рядом, — сказал Йон Диедо. — Думаю, у вас найдется много общих тем для беседы.

Так я оказался меж двух других книг, слегка прикасаясь к ним обложкой. Спереди, с моей лицевой стороны, стояла графиня дю Морье. Сзади очутился древний том из числа старых пленников Диедо: он пробыл в библиотеке дольше всех, за исключением разве что Серой Книги, и был вдвое толще остальных. На обложке было начертано имя — Эдвард Доусон, но все мы звали его Старый Боевой Конь или просто Капитан Конь. Серая Книга тоже оказалась неподалеку — она стояла всего через один том от графини, и хотя меня с ней разделяло около фута, я отчетливо ощущал исходящие от мрачной инкунабулы волны ледяной злобы.

После Большой Перетасовки, как называли регулярную перестановку старожилы, каждый из нас должен был по сложившейся традиции заново представиться ближайшим соседям и рассказать хотя бы одну историю из своего прошлого. Из почтения к возрасту Капитана мы попросили его быть первым. Старик не заставил долго себя упрашивать и разразился увлекательнейшей историей о своем путешествии к острову Пасхи, которое он совершил еще юным гардемарином. Следующим слово взял Арчибальд Уинтерс, стоявший сразу за графиней. В своей жизни он тоже несколько раз ходил в море, но его рассказ о схватке с гигантским морским чудовищем выглядел совершенно неправдоподобно. Арчибальд был примерно на середине своего повествования, когда графиня шепнула мне:

— Не верьте ни единому его слову! До Перетасовки я стояла в ряду над ним. Наш мистер Арчибальд — известный выдумщик.

— Правда?.. — удивился я. Мне показалось, что, несмотря на напыщенный слог, речь Арчибальда звучала довольно искренне.

— Разве может столь тонкая книга пережить подобные приключения на самом деле?

— Честно говоря, мне с моего места его совсем не видно.

— Зато мне видно. Он же не толще мизинца!.. — Графиня зашуршала страницами, что у книг означает смех. — Не давайте себя обманывать, мой друг.

Сама графиня, когда до нее дошла очередь, поведала нам о своей парижской победе над хитрой и коварной соперницей, а я рассказал случай из моего армейского прошлого. В целом мне понравились истории, которые я услышал от остальных, и жалел я лишь о том, что не могу поделиться своей радостью с Жанин. Но нас разлучили, и мое сердце было разбито.

Как я и предполагал, следующие несколько дней оказались совсем не такими, как раньше. Правда, Жанин и я пытались докричаться друг до друга, но это оказалось невозможно — слишком велико было разделявшее нас расстояние. Со своего нового места на верхней полке я едва мог видеть ее, не говоря уже о том, чтобы, как прежде, вести задушевные, доверительные беседы. Конечно, мы могли обмениваться посланиями, переданными по цепочке, но это было уже не то.

Капитан Конь оказался достаточно приятным соседом, хотя — в силу возраста — нередко забывал, о чем мы уже говорили, и начинал повторяться. Графиня тоже была интересной собеседницей, и мы разговаривали с ней по нескольку часов кряду. У нее был приятный, легкий характер и располагающие манеры, к тому же — делая вид, будто каждое слово собеседника ей чрезвычайно интересно — она умела втянуть в разговор даже самых молчаливых наших соседей. Ей недоставало романтической мягкости Жанин, зато она была человеком гораздо более искушенным и умела поддерживать беседу практически на любую тему. Ну, а если быть откровенным до конца, то мне оказалось непросто забыть, какой красавицей была графиня, когда впервые вошла в библиотеку Диедо.

Несколько раз она заводила речь о спасении; особенно часто подобные мысли стали посещать ее после того, как Йон Диедо пристрастился к чтению графини по вечерам. Этого унижения она не могла вынести и так разозлилась, что уголки ее страниц начали сворачиваться в трубочку. Я пытался ее утешить, но это привело лишь к тому, что графиня обратила свой гнев на меня, и я поклялся впредь быть осторожнее и не заговаривать с ней, когда она в таком состоянии.