— Ну, не совсем чтобы разногласия. Просто что-то вроде спора.
— О чем?
— О еде.
— Что?!
— О том, что поесть. Я хотел съесть что-нибудь китайское, а Марсия хотела стакан молока с куском пирога. Поэтому мы никак не могли решить, идти нам в китайский ресторанчик или в кафетерий. Вот почему мы и остановились в Конкорее.
— Мы нашли бумажник в вашем плаще, Пит. Он ваш, верно?
— Нет.
— А чей же?
— Не знаю. — Он помолчал, а потом поспешно добавил:
— В нем не было денег.
— Нет. Но там были документы. На имя некоего мистера Симона Грейнджера. Откуда у вас бумажник, Пит?
— Подобрал на обочине. В нем не было денег.
— Может, и все остальное вы тоже подобрали на обочине?
— Нет, сэр. Купил. — Он помолчал. — Я собирался вернуть бумажник, но позабыл сунуть его в почтовый ящик.
— Были слишком заняты планированием поездки в Денвер?
— Да, так оно и было.
— Когда в последний раз вы честно заработали хоть один доллар, Пит?
Пит ухмыльнулся:
— О, это было около трех лет назад, я полагаю.
— Вот перечень их отсидок, — сказал полицейский. — Марсия, 1938 год уголовное наказание, 1939 год — за сокрытие улик, 1940 год — за хранение наркотиков. Вы все еще на игле, Марсия?
— Нет.
— 1942 год — нарушение общественного порядка, 1943 год — снова наркотики, 1947 год… Достаточно, Марсия? Марсия ничего не ответила.
— Пит, — продолжал главный коп, — 1940 год — попытка изнасилования, 1941 год — отказ от воинской повинности, 1942-й — нарушение общественного порядка, 1943 год — попытка ограбления, 1945 год — сутенерство, 1947 год — нападение с нанесением телесных повреждений, отбыл два года заключения в Оссининге.
— Я никогда не сидел, — сказал Пит.
— Судя по этому документу, сидел.
— Никогда я не сидел, — настаивал тот.
— В 1950 году, — продолжал начальник полиции, — нанесение телесных повреждений несовершеннолетнему. — Он замолчал. — Что можете рассказать нам по этому поводу, Пит?
— Я… ну… — Пит сглотнул. — Мне нечего сказать.
— Неужели вам стыдно? Пит ничего не ответил.
— Уведите их отсюда, — распорядился начальник.
— Видел, как долго он их тут мариновал? — зашептал Скиннер. — Он знает, кто они такие, и хочет, чтобы каждый легавый в городе узнавал их с первого взгляда…
— Пошли, — сказал полицейский, беря Скиннера под руку. Стиви смотрел, как Скиннер карабкается по ступенькам на сцену, и размышлял. Парочка была та еще! А посмотришь на них, никогда и не подумаешь, что они такие мошенники. Ну надо же!
— Скиннер Джеймс. Манхэттен-два. Возраст — пятьдесят один год. Бросил мусорный бак в стеклянную витрину магазина «Одежда» на Третьей авеню. Арестовавший его офицер обнаружил его в магазине с кучей пальто. Обвинение не предъявлено. Все правильно, Джеймс?
— Я не помню, — сказал Скиннер.
— Неужели?
— Помню только, как проснулся утром в камере.
— Не помните, как запустили мусорный бак в витрину?
— Нет, сэр.
— Не помните, как брали те пальто?
— Нет, сэр.
— Но вы ведь делали это, как думаете? Дежурный полицейский нашел вас в магазине с кучей пальто в руках.
— Верю вам на слово, сэр.
— На мое слово можно положиться. Особенно если тебя обнаружили в магазине с полными руками товара.
— Не помню, сэр.
— Вы бывали там раньше, верно?
— Не помню, сэр.
— Чем вы зарабатываете на жизнь, Джеймс?
— Я безработный, сэр.
— И когда вы в последний раз работали?
— Не помню, сэр.
— Вы что-то много чего не помните, верно?
— У меня память плохая, сэр.
— Может быть, ваше личное дело напомнит вам кое-что, Джеймс? — спросил начальник.
— Может быть, сэр. Не могу сказать.
— Прямо не знаю, с чего начать, Джеймс. Вы не были идеальным гражданином.
— Неужели, сэр?
— Наш город не хуже других. Итак, в 1948 году — нападение и ограбление, 1949 год — появление в обществе в непристойном виде, 1951 год — кража со взломом, 1952 год — опять ограбление с нанесением телесных повреждений. Вы не такой уж и простой парень, а, Джеймс?
— Как скажете, сэр.
— Да уж скажу. Так что насчет того магазина?
— Я ничего не помню про магазин, сэр.
— Зачем вы туда полезли?
— Я не помню, как лез в магазин, сэр.
— Э-э-э. А это что еще? — вдруг сказал начальник.
— Сэр?..
— Стоит посмотреть чуть пораньше, а, Джеймс? Вот ваше дело. Запись 1938 года. Обвинение в убийстве первой степени, приговорен к смертной казни.
Все собравшиеся легавые принялись перешептываться. Стиви нетерпеливо подался вперед — ему хотелось получше рассмотреть бездельника, который давал ему советы.
— Так что случилось, Джеймс?
— Где случилось, сэр?
— Вас же приговорили к смертной казни, нет? Как получилось, что вы до сих пор с нами?
— Обратился с апелляцией.
— И вторичного слушания не было?
— Нет, сэр.
— Вам здорово повезло, верно?
— Верно, если вы меня спрашиваете.
— Вам удалось избежать электрического стула, и вы еще обижаетесь на судьбу? Ну, на этот раз закон не промахнется!
— Я плохо разбираюсь в законах, сэр.
— Не разбираетесь, говорите?
— Нет, сэр. Одно знаю, если хочешь поднять на ноги весь полицейский участок, нужно только купить бутылочку дешевого винца и распить ее, не вмешиваясь в чужие дела.
— На себя намекаете, Джеймс?
— Именно этим я и занимался, сэр.
— И вы не помните, как залезли в тот магазин?
— Я ничего не помню.
— Хорошо, следующий!
Скиннер медленно повернул голову и встретился глазами со Стиви. И снова во взгляде была та же безмолвная мольба. Потом он отвернулся и поплелся со сцены, вниз по ступеням в темноту.
Рука копа сомкнулась на бицепсе Стиви. На какое-то мгновение он не понял, в чем дело, но потом до него дошло, что он — следующий. Он стряхнул руку копа, расправил плечи, поднял голову и стал подниматься по лестнице.
Стиви тут же почувствовал себя как бы выше ростом. Он ощущал себя актером, выходящим на сцену, чтобы сыграть по собственному сценарию. Над сценой и темным залом с сидящими в нем копами висела аура какой-то нереальности.
Начальник полиции стал читать о нем информацию, но Стиви ее не слушал. Он смотрел на лампы, которые на самом деле не были такими уж яркими и не слепили его. Неужели у них нет ламп поярче? Почему они не направили на него побольше света, чтобы все могли рассмотреть его, когда он будет рассказывать свою историю?
Стиви сделал попытку всмотреться в лица детективов, но не мог их ясно разглядеть. Он слышал голос главного копа, но не различал отдельных слов, улавливая лишь интонацию. Он посмотрел через плечо, хотел увидеть, до какой отметки ростомера достает, но потом встал, расправив плечи, поближе к подвешенному микрофону, потому что хотел, чтобы все услышали, когда он начнет говорить.
— Обвинения не предъявлено, — сделал вывод полицейский. Последовала продолжительная пауза, и Стиви ждал затаив дыхание.