Первая статья увидела свет 14 марта. О самом важном, по мнению большевиков, – «О советах рабочих и солдатских депутатов». Вторая, 16 марта, – «О войне», третья и четвёртая, 17 и 18 марта, – о власти нынешней и власти будущей – «На пути к министерским портфелям», «Об условиях победы русской революции». И только пятую и седьмую Сталин посвятил тому, что интересовало, волновало его больше всего. Тому, что внезапно, но только не для него, начало приобретать судьбоносное значение – национальному вопросу, перераставшему на глазах в национализм, и сразу же в сепаратизм. Заговорил же о том первым из лидеров всех без исключения российских партий.
Информационный повод нашёлся быстро. 20 марта (2 апреля) Временное правительство приняло постановление «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений».28 Если судить только по названию – решение раз и навсегда слишком давно перезревшей, весьма болезненной проблемы. Но стоило только внимательно вчитаться в текст документа, как становилось ясным – он затрагивает интересы лишь… евреев, и никого более. К тому же, сам текст подготовили столь стыдливые люди, что ухитрились ни разу прямо не упомянуть тех, для кого и отменяли черту оседлости, кому предоставляли права, равные всем остальным гражданам страны – возможность заниматься общественной деятельностью, учиться в любых, средних и высших учебных заведениях, поступать на гражданскую службу.
«Всё это очень хорошо, – вроде бы соглашался Сталин с постановлением в статье «Об отмене национальных ограничений». Но было бы непростительной ошибкой думать, что декрет этот достаточен для обеспечения национальной свободы, что дело освобождения от национального гнёта доведено уже до конца. Прежде всего, декрет не устанавливает национального равноправия в отношении языка».
Почему же Сталин прежде всего затронул вопрос о языке, точнее – о национальных языках? Да только потому, что в отличие и от авторов постановления Временного правительства, и от тех, кто срочно возжаждал автономии, и не меньшей, чем обладала Финляндия, помнил о наиважнейшем. О том, что в стране слишком много народов, говорящих на своём языке. Более того, подавляющее большинство их неграмотно, почему любые рассуждения о возможном разделе территории России по национальному признаку мгновенно превратят её в новую Вавилонскую башню, которая непременно рухнет. Развалится.
«Как быть, – растолковывал Сталин, сознательно выходя за рамки комментируемого документа и преднамеренно обостряя проблему – с областями с компактным большинством не из русских граждан, говорящих не на русском языке (Закавказье, Туркестан, Украина. Литва и пр.)? Нет сомнения, что там будут свои сеймы /автор имел в виду органы местного самоуправления – Ю.Ж./, а значит и «делопроизводство» (отнюдь не частное!), как и преподавание в учебных заведениях (не только в «частных»!) – всё это, конечно, не только на русском, но и на местных языках». И тут же предложил собственную программу действий. Давно продуманную, обоснованную, выстраданную самой жизнью в царской России.
«Кто хочет, – писал Сталин, – установить действительное национальное равноправие, тот не может ограничиться отрицательной мерой об отмене ограничений, – он должен от отмены ограничений перейти к положительному плану, обеспечивающему уничтожение национального гнёта. Поэтому необходимо провозгласить:
1. политическую автономию (не федерацию!) областей, представляющих целостную хозяйственную территорию /выделено мной – Ю.Ж./ с особым бытом и национальным составом населения, с «делопроизводством» и «преподаванием» на своём языке;
2. право на самоопределение для тех наций, которые по тем или иным причинам не могут оставаться в рамках государственного целого».29
Не трудно заметить, – как и четырьмя годами ранее, Сталин продолжал решительно отвергать даже мысль о федерации. Считал необходимым и вместе с тем вполне достаточным лишь автономию, то есть самоуправление областей. Но таких, чью территорию определит наиважнейшее с его точки зрения – экономические связи, сложившиеся, как можно предположить, довольно давно. И лишь на третье (!) место при определении таких областей ставил национальный состав.
Говоря же о самоопределении, вернее, отделении от России, то такую возможность Сталин явно предусматривал только для Финляндии и Польши. Он достаточно хорошо понимал, что под воздействием событий как мировой войны, так и падения самодержавия, они обязательно будут продолжать добиваться и непременно добьются полной независимости. Тем более что Временное правительство безрассудно потворствовало тому.