Инна правила игры приняла — хоть иногда водительская причастность к ее личной, частной и всякой такой жизни утомляла и раздражала.
За тонированным автомобильным стеклом, неслышно разговаривая и пряча в шарфы покрасневшие носы, прошли какие-то люди, совсем незнакомые. А потом знакомые, а следом опять незнакомые. Мигалка на гаишной машине крутилась как будто из последних сил, изнемогала от обилия начальства.
Инне и ее машине места в «траурном кортеже» не полагалось, не по статусу ей было, а проситься в чью-то чужую машину, «по статусу», она не стала.
Король умер, а который из королей будет здравствовать впредь, пока непонятно. Можно ведь и не угадать, ошибиться, а ей никак нельзя ошибаться.
Она хотела остаться на работе, нет, она должна остаться на работе! Она должна сделать сумасшедшую карьеру — еще более сумасшедшую, чем та, которая уже сделана, — и прямо сейчас, и чтобы ее муж узнал об этом и понял, как много он потерял, променяв ее, Инну, на «новую счастливую семейную жизнь»! И чтобы он кусал себе локти, бился головой об стену, выл на луну, и чтобы она стала гордой победительницей, а он — униженным и раздавленным ее карьерным величием, и пусть даже это абсолютно житомирский вариант «страшной мести»! Ей нужен именно такой — киношный, надуманный, со слезами, пафосом, со всеми классическими атрибутами раскаяния, — иначе она не справится.
Для всего этого она должна остаться на работе, сыграть безошибочно и точно. Это возможно — Якушев позвонил именно ей. В Москву позвонил, вызвал в Белоярск, хоть до сих пор и не принял, и она не может и не должна вести свою собственную игру, пока не узнает, какие планы у первого зама — в отношении ее.
— Сергей Петрович, мухинский водитель, сказал, что, мол, теперь Хруста возить станет. А это первый признак, что того на губернаторское кресло прочат, — негромко сообщил Осип Савельич. — Слышь, Инна Васильевна?
Водители и охрана всегда знают все. Водители и охрана в курсе назначений и отставок задолго до того, как они случаются. Водители и охрана — источник самой полной и оперативной информации; жаль, Гарик Брюстер и его коллеги ничего об этом не знают.
— Правда Хруст придет?
— Да подожди ты, Осип Савельич! Придет, не придет — сначала пусть выборы назначат, а там посмотрим.
— Оно конечно. Посмотрим. Только это верный признак, Инна Васильна. Ты… учитывай.
— Учту.
— Едем куда? В «Сосны»?
«Соснами» назывался загородный поселок, где были дачи у всей «правящей элиты», и у покойного Мухина тоже. Там должен собраться «узкий круг» — «широкий» поминал губернатора в главном городском концертном зале, который сам Мухин и отстроил и страшно им гордился.
«Про нашу залу, — гремел он в отчетном докладе, — и на Москве заговорят!»
Вот такой он был, губернатор Мухин Анатолий Васильевич.
И несколько дней назад он застрелился ночью в своем кабинете.
Почему? Почему?!
— Да, Осип Савельич, в «Сосны». А к десяти часам… обратно в город.
Водитель ничего не спросил — куда, зачем. Обратно так обратно, в город так в город, он свое место знает, дело справляет отлично, а ежели когда и вмешивается, то только вот как сейчас — водочки дать хлебнуть с мороза, колбаски припасти, упредить, рассказать, что знает и что слышал, а этот самый Хулио Иглесиас никогда ему не нравился! Разве у такой бабы, как его Инна Васильевна, может быть мужик — слизняк?! Тьфу, гадость какая, вспомнить противно, опоганился весь — от одних только мыслей!
Машина осторожно тронулась с места, протиснулась мимо гаишной мигалки и кучки замерзших милиционеров, мимо ряда черных и длинных официальных автомобилей, стоявших с работающими моторами, прокатила по расчищенной и укатанной кладбищенской аллее к воротам. Инна смотрела в окно, как в сером небе неслышно кричат галки и все кружатся и кружатся над голыми, дрожащими от енисейского ветра кронами. В голове как будто что-то звенело — то ли от водки, то ли от ветра, — и щеки сильно загорелись, и пальцы.
Мобильник зазвонил и завозился в кармане шубы, и она долго не могла его вытащить.
Гаишник у кладбищенских ворот отдал честь. Инна кивнула, словно он мог ее видеть.
— Да.
Звонил Якушев, тот самый первый зам.
— Инна Васильна, ты мне нужна. Чего на кладбище-то… не подошла?
— Вы меня не звали, Сергей Ильич, — ответила она осторожно, — возле вас… столько народу было, мне и не пробиться.
— Ну-ну. — Он тоже считал ее «королевой и царицей Савской», и она об этом Знала. — Ты где сейчас? Уехала уже?