Я медленно кивнула, завороженно глядя в глаза некроманта, не имея сил вынырнуть из этого омута эмоций. А потом кивнула снова, чуть более осознанно, и уже потом совершенно логично заметила:
— Кратковременно — это плохо, мой лорд. Хотя в вашем возрасте и “кратковременное обладание” — это, как я думаю, почти подвиг.
— В каком возрасте? — не понял лорд, глядя почему-то на мои губы. Неотрывно. Я так обычно в котелок смотрела, когда зелье варила, контроль-то постоянный нужен. И вот этот тоже стоял и внаглую контролировал мои губы. А губы — это неотъемлемая часть ведьмы, потому они, то есть губы, как и мы, то есть ведьмы, контроль ненавидят.
— В крайне зрелом. — Пояснила ведьма. — Я бы сказала, в преклонном возрасте, но мужчины очень болезненно реагируют на подобные термины. Потому пусть будет “зрелом”.
Тёмный ещё немного постоял, глядя на мои губы. Наверное, не расслышал и по ним хотел ответ прочитать, что я все-таки сказала. Бедненький — со слухом, видать, тоже проблемы. Возраст все-таки…
— Что?
— Ладно. — Смилостивилась я. — Обладайте, чего уж там. Раз вы по-быстренькому, от меня не убудет. Да и жалко вас, возраст, все дела. Вы прям тут обладать будете или у вашего поколения есть какие-то особые места обладаний?
Больше Тёмный почему-то ничего не сказал. Перестал контролировать мои губы, сжал свои до такой степени, что они самым волшебным образом превратились в две злые обескровленные ниточки и… ушел, на прощание громко хлопнув дверью. Очень хлопнув. Очень громко. Очень дверью.
Последняя мысль отрезвила. Как это — очень дверью? Мог наполовину дверью, наполовину окном хлопнуть? Калякица какая-то, честное слово!
Пожала плечами, глядя вслед удаляющейся фигуре. Фигура была ничего — высокая, широкоплечая, с буграми накаченных мышц и магией, льющейся по венам. Так что да, очень даже приятная фигура была у Темного. С учётом возраста, разумеется…
В принципе я бы, может, и согласилась, хотя со спасением несчастной ведьмы возникли небольшие трудности, ну да Пекло с ним. Главной ошибкой Лайссена стало то, что он начал мне условия диктовать. Я, хоть и находилась в трудной жизненной ситуации, но согласиться на подобное не могла. В конце концов, никто не мешал ему за мной нормально поухаживать! Я все-таки женщина! Цветы люблю, конфеты там всякие…
В общем и целом разочаровалась я во всех мужиках и тёмных лордах в частности, а потому мне предстояло спешно из Мельска уезжать. Сборы вещей заняли не больше часа: я предпочитала держать вещи на готове всегда. Я уже собиралась бежать на вокзал, но замерла, поняв, что никуда не уеду, пока убийцу девчонок не найду. Потому что Гермаси — маленькая шестнадцатилетняя девчушка с веснушками на носу как раз обычно продавала пирожки на вокзале, встречая гостей города и провожая местных на маговозы — громкие, медленные и откровенно вредные для окружающих поезда. Гера всегда громко кричала, зазывая клиентов, чтобы гул маговозов пересилить.
Вещи я спрятала под стол в своей спальне, потом скоренько переоделась в платье среднестатистической горожанки — длинное, мешковатое, невразумительного мышиного цвета, скрывая неестественно чёрные волосы под невзрачным серым платком и раздумывая, с чего бы начать.
За последний месяц шесть жертв. Все — молодые, до двадцати лет девушки, которые никогда не были замечены в интрижках с кем бы то ни было, то есть у всех репутация кристальная. Действительно чистая, потому что я-то точно знаю, кто в городе, с кем развлекается, противозачаточные настои у меня покупают ведь. Так вот ни одна из девиц ко мне не заходила. Это значит, что либо они совсем глупые, либо на самом деле берегли себя до свадьбы.
Я вытащила блокнот с записями и открыла чистый лист. Да, глупо доверять бумаге то, что хочется скрыть, я знаю, и один раз уже от этой привычки пострадала, но не могу держать в голове всю информацию разом — она должна быть чётко структурирована, а без записи я не могу воспринимать её нехаотично!
Жертвы были невинны
Жертвы найдены в лесу, на опушке
Жертвы беременны
И вот первый и третий пункт как бы взаимоисключали друг друга, это я точно знала, потому впала в ступор. А времени не было! Найти убийцу нужно сегодня! Потому что к вечеру лорд Лайссен поймёт, что я издевалась, говоря о его возрасте и вернётся. А о темпераменте тёмного давно по городу легенды ходят, громкие такие и подробные довольно-таки… Темперамент Тёмных.
Я зацепилась за эту мысль, пытаясь понять, почему она не даёт мне покоя.
Темные — маги с тьмой изначальной в крови. Они буквально могут управлять черным пламенем, из которого зародилось все сущее. Но это накладывает свой отпечаток: только одна из сотни любовниц тёмного лорда может забеременеть и родить, родить и выжить при этом — одна из пятисот. И это должна быть действительно сильная женщина, магически одаренная и готовая к самому ужасному году в своей жизни, потому что ребёнок буквально выпивает свою мать, тьма в нем становится настолько сильной в период, когда плод ещё не может себя защитить, что мать зачастую отдаёт все жизненные силы на подпитку ребёнка. И чем сильнее отец, тем сильнее ребёнок, соответственно, выносить такого может одна на тысячу одаренных.
Я зашипела рассерженной кошкой и вышла из дома, тихо закрыв за собой дверь. Темный лорд в городе был один — Лорд инспектор. Вот знала, что от инспекторов и проверяющих никогда добра ждать не стоит!
На улице было холодно. Зима в Мельске наступала всегда неожиданно, в декабре. И все пять лет, что я здесь живу, жители не успевали сделать запасы, а коммунальщики дать в дома тепло. Но мне в сущности до этого не было дела. Ведьмы не мерзнут, если, конечно, этого не требует ритуал.
По улицам я не кралась, шла спокойно, точно зная, что меня уже заметили. Как не заметить? Ведьма из дома вышла. Редко когда получалось пройтись, чтобы на меня не насели с просьбами поворожить в огороде или посмотреть прихворавшее дитятко. Сегодня не просили. Мельск опустел, жители прятались по домам, потому что уже темнело. А с приходом темноты здесь оживали страхи. Девушки боялись повторить участь уже погибших, а мужчины, как ни странно, боялись стать свидетелями чего-то ужасного. Свидетели долго не живут, об этом в Мельске знали абсолютно все.
Я с наслаждением прошлась по пустым улицам, вдыхая морозный запах, пока ещё без сладкого снежного привкуса. Зимы в Мельске короткие, два месяца, и уже все тает, будто снег может сделать Тёмную Империю — Светлой. А этого нельзя позволять. Нельзя!
А ещё нельзя спускать дар с поводка. Нельзя, потому что мыслей тогда становится слишком много, чужих, прилипчивых, злых и испуганных. Нельзя, но я сделала. И замерла, оглушенная непривычным потоком. Сколько я удерживала блок? Три года, да. Тогда воспользовалась, чтобы сбить Ищеек со следа. А сейчас, надо же, ради спасения бедных девушек. Их ведь ещё много, тех, кто желал внимания Темного, и получил его сполна. И я поймала отголоски мысли среди беспорядочного мотка, поймала тихий голос Лиз, девушки из прислуги, ей же лет тринадцать всего! Она всегда приносила мне свежие газеты, а я кормила её пирогом. Сегодня не принесла!
Я рыкнула тихо, но вполне отчётливо и рванула в ту сторону, откуда веяло страхом и безнадежностью. В дом мэра я зашла через парадный вход. Зашла и остановилась в холле, потом прошла на кухню, мимо озадаченных слуг, тут же затирая им память, прошмыгнула в погреб, оттуда в комнату, откуда ощутимо фонило магией. Так фонило, что картошка в деревянном ящике у стены пустила зелёные побеги. Дверь была спрятана качественно, старательно, но кроме отвода глаз больше защиты не было, поэтому я вошла в лабораторию спокойно, беспрепятственно.
— Надо же! Явилась! — Снисходительно улыбнулся мэр. Темным лордом он, к слову, не был. И магией обладал в самой зачаточной её форме — пульсар создать мог и на этом спасибо. Поэтому отвод на двери явно не его работой был, слишком мощная штука. Хотя… если накладывать в несколько стадий, периодически подпитывая, то… Нет, все-таки работал не один.
Я сплела щит, не забыв пустить заклинание-поисковик, а затем огляделась. Комната, где мэр проводил эксперименты, была просторной. Вдоль стены — три кровати, на каждой из которых лежали девушки. Лиз единственная пребывала в сознании, но лежала тихо. Под заклинанием. Вторая — Зиден, кажется, — мирно спала, но я не могла поймать и отголоска мыслей. А третья… я взмахнула рукой, снимая с большого живота девушки белую простыню. Анабель, дочь мэра, некогда красивая и улыбчивая девушка сейчас больше походила на скелет, обтянутый тонкой бледной кожей, сквозь которую проглядывались синеватые вены. Синеватые. Везде, кроме живота, который был покрыт тонкими вздувшимися чёрными сосудами. Слишком большой. Чёрный. Чужой.