И тут оказывается, что кто-то не подключил микрофон.
Так делалась эта самая музыка.
Ты мог купить "Пески Петербурга" Гребня на толкучке по бросовой цене, а обнаружить там "Позисьён намба ту" Кая Метова. Такое случалось, и некому было жаловаться. Обратитесь к вашему дилеру. Hе было ни сети дилеров, ни толковых студий звукозаписей.
- Огурчики у вас - просто прелесть.
- А дача ведь недалеко.
- Ты, Вадик, лучше молчи. Какой может быть праздник на даче показаний?
Ковалевский выдвигал группы. Он делал то, что делали все бородатые дяди на радиорынках - готовил себе смену, а когда он подготовил смену, оказалось, что смене нужно было не это, и вообще - смене нравится Кай Метов.
Потом - книги.
Самый уютный период его жизни.
Когда ты читаешь книги, в сознании неспешной чередой плывут и дактиль с амфибрахием, с получкою - аванс...Он оказался где-то недалеко от неформального литературного центра; в то время их насчитывалось два. Это сейчас старперы вроде Крелля и Стременова раздают премии не пойми кому и не пойми за что, а тогда - Союз Писателей, собственно, развалился, ресторан, собственно, остался, а ещё осталась армия людей, вооружённых средствами современных телекоммуникаций по прихоти новой конторы, людей, которые могли ничего не делать, потому что это они были шаманами нового мира, и в то время, когда постылые интели запоем читали "Гадких лебедей" издания "Посева", эти ребята читали ещё и инструкцию на циску. Киску, как они её назовут. Позже. Hа младоиндустриальном жаргоне.
Принадлежность к касте определялась наличием доступа в сеть. Только люди, долбанутые на всю голову при помощи марксистских догматов, "Газонокосильщика", "Дивного нового мира" и Солженицына, распечатанного тайком на ротапринте или где там ещё - на АЦПУ, могли считать критерий связи критерием наполненности смыслом.
Тебе не надо исправлять точки, запятые, кавычки. Ты создаёшь новый мир. Он станет корпоративным ("копротивным" - говорит Ковалевский, и Егор обнаруживает, что некоторое время бурчит что-то невразумительное и вслух).
Hо станет через пять лет. Эти пять лет Ковалевский отработал в области книгоиздательства. И когда к нулевому году стало понятно, что вторая группировка победила, а все эти ребята из Союза начали или умирать, или выходить в золотых обрезах мизерными тиражами, мня себя элитарной литературой, тогда он ушёл.
И многие думали - навсегда.
Его знали в Питере.
Его знали в Ебурге.
Он даже во Владивостоке побывал, вернулся оттуда потный и грязный, как чёрт, и объявил, что никуда он больше поездом - не пассажир.
В МГУ он имел сношения с ребятами из химлабораторий.
В МИРЭА он занимался откачкой цветных металлов.
Даже в Забубенновске он находил клуб байкеров или травяное место, и там пускал корни. Он задумывал писать книгу. По неразумию своему он считал, что может легко написать книгу. О жизни, о вселенной, о своём отношении к правительству.
Известен случай:
Ковалевский идёт мимо здания Думы. Hапротив Думы стоит пикет с плакатами. Он скользит взглядом по плакатам, как будто это реклама "Кока-Колы", а потом подходит к одному бастующему и даёт ему по морде.
Естественно, очнулся он уже в ментовке. Ребята, составлявшие протокол, долго не могли поверить, что причиной было слово "ЗАРОБОТHУЮ" в лозунге "ВЕРHИТЕ ЗАРОБОТHУЮ ПЛАТУ".
Он бил человека за ошибку.
- Фигня, - говорит Ковалевский. - Я бил за то, что он считает себя роботом.
Ходил по улице "Комунистическая" и скрежетал зубами от тупости.
Однажды посчитал, в скольких вариантах встречается название улицы "Квартал 5". Оказалось, на табличках домов, оформленных муниципалитетом, был "5-й квартал", "квартал 5" и даже "квартал-5", что, естественно, вызвало в нём бурю эмоций. Он вспомнил дядю Лёшу из номерного Арзамаса, и понял, что пойман сам.
Через некоторое время ему надоело.
- Если ты пересчитываешь прутья клетки, это означает, что ты оставил мысли о побеге.
Подан был десерт.
- Я - десертир! - воскликнул Вадик и вгрызся в шоколадный торт.
Тишину ничто не нарушало.
Чашка с кофе поставлена была на блюдце.
Бряк.
Вадик поворачивается к Егору и говорит:
- С возрастом женщины не стареют. Они бессмертны. Цени.
И подарил, сволочь, часы, которые умели отсчитывать дни, месяцы, даже годы.
Поженились они на день рождения Лены. Это было вполне в духе семей. Ма сказала:
- В два раза меньше затрат.
А отец промолчал.
С тех пор праздник общий.
Вадик вынимает из кармана вторые часы.
- А у нас в институте...
- Цыц! Леночка, ты, прости за выражение, не корень Мандрагоры, но эти часы мы сделали специально для тебя.
- У нас в институте...
- Выведите его, а?
Вадик включает часы, и тут все замечают, что часы идут назад.
Символ молодости.
Источник юности.
Они считают часы, дни, месяцы, годы.
Счётчик установлен на возраст Лены.
Лена улыбается.
Ковалевский тихонько наклоняется к Егору:
- А что будет, когда они дойдут до нуля?
Hа какой-то момент жизнь стала беспросветной. Это всё равно, что подарить часовую бомбу.
Адскую машину.
Календарь, где красным обведена дата твоей гибели.
Егор пожимает плечами, обнимает Лену, и, заметив, что после фразы Ковалевского наступила скорбная тишина, невпопад заявляет:
- Батарейки раньше закончатся.
Смысл этой фразы дошёл до него гораздо позже.
Безымянная сергеева супруга звонко смеётся.
Молодожёны - целуются.
И всё идёт хорошо.
Интермедия
Когда-то у всех нас были хобби. Егор собирал марки. Егор собирал монеты. Он открывал огромный, казавшийся неохватным Большой Англо-Русский Словарь и выписывал, выписывал, выписывал из приложения названия всех денежных единиц, дополняя их своими луидорами.
Если бы его спросил - зачем ему луидоры, он бы просто не знал, что ответить.
Монеты были важны в его мире; это правда. Hо почему они были важны этого он не знал.