– А у вас есть дети?
– Да, дочь. Она в разводе, увы.
Она: Хорош отец! Если, может статься, эта женщина сделала блестящую карьеру, прекрасно живет свободной, без мужчины, который ходил бы за ней по пятам, то он видит в этом только супружескую неудачу своей дочери. И наверняка считает себя виновным в этом. Он смотрит со своей колокольни.
– А вы?
– Я вдовец, уже три года.
Она: Об этом он не написал. Вот так-то! Одно дело заменить женщину живую, брошенную или ушедшую, но бороться с фантомом, который идеализируют, это совсем другое дело. Старушка, Альбер не для тебя!
– Я сожалею.
– Спасибо.
Она: Ладно! Ну вот, он еще и сентиментален! А что он делает в жизни сейчас?
– Вы работаете?
– Я ушел на пенсию.
– Значит, вы историк?
– Преподаватель истории. А вы?
– Мой муж покинул нас пять лет назад.
Он: Так, выходит, она не разведена!
– У вас, кроме Анн, есть еще дети?
– Две дочери. Старшая нотариус, вторая учится в лицее, живет со мной. Ей только четырнадцать лет.
Он: Вот черт! Я думал, что, затеяв поиски среди «минимум пятидесятилетних», избегу таких пут. Хороший удар!
– Мое замужество, очень счастливое в глазах всех, по существу, было долгим периодом изоляции. Я уединенно жила со своими тремя детьми. Незадолго до ухода Пьера я нашла работу. Ничего привлекательного, но я хотя бы видела людей. Сначала продавала всякую мелочь для рукоделия, а потом стала напарницей одной декораторши, она вскоре вышла из дела и оставила свою клиентуру мне.
– Вы все еще работаете?
Она: Интересно, сколько лет дает мне этот дурак? Я выгляжу так, словно уже заслужила пенсию?
– Конечно, работаю! Впрочем, это необходимо. У меня бутик на улице Эпернона. Пьер не очень много дает мне для Летисии. Во всяком случае, я уже и раньше занималась рукоделием и, думаю, буду продолжать это, пока мне позволят глаза и руки. Я обожаю работать с материалами, которые, казалось бы, уже ни на что не годятся, комбинировать, преображать их.
Он: Я знал, что она небанальна, эта женщина. Она жадная, в хорошем смысле этого слова, умеет ценить жизнь. Это приятно отличает ее от тех, с кем я встречался прежде. В конце концов, я уже потерял надежду, что от этого объявления будет толк.
– Вы говорили, что не любите путешествовать. Чем это объяснить? Любой человек, пытаясь набить себе цену, сказал бы обратное.
– Так вы уже сами ответили себе!
Она: Он меня интригует. Раскрывается постепенно. Я рассказала ему всю мою жизнь, а о нем, пожалуй, не узнала ничего, кроме того, что он увлечен историей. О, черт! Неужели я связалась с одной из тех омерзительных библиотечных крыс, которые не вылезают их книг?
– Я так смеялась, прочитав у вас это уточнение, приняла его за шутку.
– Вы ошибаетесь. Я объехал мир и выжил. Но если говорить напрямик, то я старею. Меня уже утомляет в поездках поиск иностранной монеты для счетчика на платной стоянке, беготня по музеям, я окончательно не гожусь для ресторанов, чтобы есть там за бешеную цену зараженные продукты, не хочу отбиваться от бродячих торговцев, не хочу, чтобы меня толкали другие туристы, которые ничего не видят, потому что смотрят в объектив своего фотоаппарата. Моя жена потаскала меня по всем трафаретным туристическим маршрутам, на «пять дней – шесть ночей». Лавочки с сувенирами, достопримечательности, описанные на четырех языках… Теперь же я уезжаю на несколько месяцев, обосновываюсь в каком-нибудь городе. Снимаю комнату, читаю лекции, путешествую в пространстве так, как я путешествую во времени. Радости пенсионера, короче говоря.