— Блеф! — отрицал Леха, не читавший ни Меня, ни других авторов, но сразу все схвативший силой логики. — Блеф! Это и я о себе скажу: я Сын Божий!
— Не кощунствуй, Леха! Ты — не скажешь!
— А вот скажу! Я — Сын Божий! Что? Съел? И попробуй докажи, что нет!
О. Сергий задумался.
— А где знамения? Свидетельства? Чудеса? — спросил он.
— Ох уж, так твою так! — употребил дьякон любимое полынское изречение. — Да я тебе любые знамения и чудеса устрою! При нынешнем-то развитии техники!
— Он без всякой техники людей исцеляет. От тяжелейших болезней.
— Таких исцелителей сейчас полным-полно!
— А непорочное зачатие его матери Марии? Марии! — подчеркнул о. Сергий.
— Брехня все это!
— А если не брехня?
Как ни пьян был Диомид-Алексей, а задумался. И так далеко зашла его мысль, что он даже на время протрезвел.
— Но послушайте, отец Сергий! Послушай, Сережа! — чуть не плача сказал он. — Ведь если он Христос, то нам всем амбец пришел! Ведь если он Христос, значит, Бог есть все-таки? А если Бог есть — то как жить? Потому что пойми, Серега: без Бога жить трудно, но с Богом-то еще труднее! А люди, заметь себе, всегда стараются жить не как труднее, а как легче. Поэтому все — абсолютно! — без Бога живут!
— Не все!
— Все! И ты, Серега, без Бога живешь, тебе только казалось, что с Богом! Вот он послал тебе настоящее испытание — и ты растерялся! Обосрался ты, отче!
— Правда твоя. Обосрался, — глухо повторил о. Сергий, хлопнув водки. — Знал точно, что верую, а сейчас меня, убогого, точно так же, как и тебя, мысль уязвила: что по-настоящему-то я прихода Страшного Суда не хочу, боюсь, сам не готов, хотя других зову быть готовыми. Где ж моя вера? Где?
Дьякон хихикнул и ответил ему:
— ………! — в рифму.
— Нет! — воскликнул о. Сергий, не обратив внимания на ругательство. — Не может он быть Иисусом Христом!
— Может!
— Ты же не соглашался?
— И сейчас не соглашаюсь. Ты говоришь: не может, я говорю: может!
— Так. А вот мы сейчас пойдем к нему, — грозно встал о. Сергий, — и спросим!
— И спросим!
И они пошли к Петру по ночному городу.
Маша, с детства боящаяся черных кошек, милиционеров и попов, не посмела отказать духовным лицам, разбудила тяжело спящего Петра.
— Ответь! — приступил к нему о. Сергий. — Считаешь ли ты себя Христом?
— Да! — поддержал дьякон требование. — А то, понимаешь, так твою так…
— Не Христос я, — хмуро сказал Петр.
— Да? Жаль… — уронил о. Сергий и, обессилев, сел на пол.
— Жалко! Ах, как жалко! — подхватил и дьякон, сев рядом с батюшкой, обняв его за плечи и заливаясь слезами в три ручья. — Ах, жалко, так твою так! Ты что же! — обернулся он к Петру. — Не мог приятное сделать человеку? Он так надеялся!
— Спать вам пора, отцы-священники, — сказал Петр. Подхватил их под руки, но ноги у тех уже не шли. Тогда он посадил одного на правое плечо, другого на левое — отнес каждого в свой дом.
Вернулся домой — но чтобы тут же уйти. Взял волкозайца на поводок: «Кузя! Гулять!»
— Куда? — спросила Маша.
— В лес.
7
Петр отправился с Кузей в лес.
Он не знал, чего хотелось ему.
Просто уйти. Пока — недалеко. А потом, может, и далеко. Туда, где его никто не знает.
Он устал.
Всех не перелечишь.
Он устал чувствовать жалость к этим просящим и болящим людям.
Он бы с удовольствием полюбил кого-то одного, чтобы не любить остальных.
Он понял, что любовь к одному спасает от любви ко всем.
А любил Петр, как ни крути, только лишь тетку свою Екатерину, которая младше его на два года и тоже любит его.
Может, это и не любовь, но к другим он таких чувств не испытывал.
Петр свернул и вместо леса пошел к дому Екатерины.
Собаки брехали на волкозайца, Петр успокаивал его голосом, волкозаяц понимал, но прижимался к его ногам.
Пятиэтажный дом, где жила Екатерина, был темен.
Она жила на втором этаже.
Он бросил камешек в окно.
Он почему-то был уверен, что она тут же проснется и все поймет.
И стал ждать на ветру и на холоде.
Через пять минут она вышла, кутаясь в шубу.
— Пришел?
— Пришел.
— Я знала.
— Вот что. Давай вместе.
— Каким образом?
— Каким хочешь. Чтобы все видели и знали. Да, такой я. С теткой живу. Открыто.
— А я — не такая. Нет, Петя, — сказала Екатерина, любуясь глазами Петра, которыми он любовался ею. — Нет, Петя. Я ждала, когда ты поймешь, что не можешь без меня. Ты понял. А по факту действительности будет так, как было: чтобы никто не знал…