— Конечно, — сказал Кондомитинов, в молодости убивший человека, который, пьяный, забрел на дачу, где Арнольд был с девушкой, дачу ее родителей; девушка спала, пьяный бродяга просил выпить и неубедительно грозил столовым ножом. Кондомитинов отнял нож и убил его, четыре раза ударив кирпичом по голове, а потом сволок в глубокий овраг и хорошо зарыл. Никто ничего не узнал. Кондомитинов редко вспоминал об этом случае — и равнодушно.
— Хорошо! — похвалил Завалуев. — А чувствовал ли ты тягу к насилию?
— Конечно, — сказал Кондомитинов, полгода иазад изнасиловавший глухонемую четырнадцатилетнюю пациентку, заболевшую пневмонией, и она умерла потом от пневмонии.
— Так! — все больше радовался Завалуев. — Но ради чего ты мог бы убить и изнасиловать?
— Ради процесса.
— Ты врешь! — закричал Завалуев. — Ты хочешь, чтобы я о тебе думал лучше, чем ты есть! На самом деле ты ни на что не способен! А я вот способен на все! Ради власти! Я хочу, чтобы я стоял на вершине мира, а люди, как тараканы, ползали бы подо мной! Не страна, понял меня, а весь мир! — вот моя цель!
— Ты закусывай, закусывай, — сказал Кондомитинов.
Завалуев достал тетрадь Нихилова (она всегда теперь была у него под рукой), потряс ею и сказал:
— Знаешь, кого вы с Катькой прирезали?
— Не мы с Катькой, а сумасшедший Разьин.
— Вы прирезали Иоанна Предтечу!
— Это кто?
— Ты Евангелие читал?
— Купить купил, а читать нет. Скучновато. Я больше детективчики.
— А вот прочти! — посоветовал Завалуев. — Нихилов был не Нихилов, а Иоанн Креститель, а Христос знаешь кто?
Кондомитинов не мог понять: то ли совсем закосел его приятель, то ли дело серьезней, чем он предполагал.
— Ну кто? — спросил он.
— Петька Салабонов, двоюродный мой племянник! Катькин любовник, между прочим, чего она не знает, что я знаю, а я знаю!
— В самом деле? — заинтересовался Кондомитинов.
— Ты слушай! Петька — Иисус, Иван Захарович Нихилов — Иоанн Предтеча, а я, как ты думаешь, кто?
— Иуда?
— Бери выше: я Антихрист, Лже-Христос! Я должен вызвать на бой Христа. И проиграть. Так написано. Но это еще большой вопрос! Почему обязательно проиграть? А если — выиграть? Ты — будешь помогать мне?
— Нет, она в самом деле — с Салабоновым? Ты не врешь?
— Кто?
— Да Катька-то?
— Ты слушай дальше, дурак!
Но Кондомитинов уже не хотел слушать. Он очень огорчился, что неприступная Екатерина, женщина с умным умом и красивым телом, отдана не ему, а какому-то Петру Салабонову, заделавшемуся знахарем, что уже само по себе смешно. Но нельзя ли, размышлял он, эти сведения обратить в свою пользу, чтобы Екатерина за них заплатила Арнольду? Постоянной любви ему ни от нее, ни от других женщин не надобно, а время от времени — очень было бы хорошо.
Погруженный в эти мысли, он не сразу очнулся: Завалуев тыкал ему под нос тетрадь.
— Видишь? — спрашивал он. — Математически доказано, что я — Антихрист. Шестьсот шестьдесят шесть — видишь? Число зверя, как предсказано!
— Мало ли! Это и меня можно сосчитать, тоже 666 выйдет! — посмеялся Кондомитинов.
— А хо-хо не хо-хо? — показал ему Завалуев кукиш, свидетельствующий о том, что он давно уже не стриг ногти.
Кондомитинов обиделся, вынул свой блокнот и начал подсчеты.
Очень скоро он предъявил Завалуеву листок с цифрами:
— Это что? — спросил Завалуев, начиная часто дышать.
— Сам видишь. Сумма чисел, обозначающих буквы моей фамилии, помноженная на число месяца моего рождения, на апрель, на четыре, дает 608. 608 плюс число моих лет, тридцать пять, равняется — 643. А 643 плюс число дня моего рождения, 23 апреля, насколько ты знаешь, — помнишь, в прошлом году на природе по шашлычкам ударяли, весна теплая, ранняя была? — получается ровнехонько шестьсот шестьдесят шесть. Ну? Кто из нас Антихрист?
Завалуев отвернулся. Он боялся, что на его лице будут видны его мысли. Он отвернулся и стал глазами смотреть вокруг, ища предмет. Он нашел — и совсем рядом: подушка, он ведь сидел на кровати.
— У меня есть еще доказательства, — сказал он. — Под подушкой.
— Покажи.
— Сам посмотри.
И приподнял подушку.
Кондомитинов заглянул туда.
Недаром славящийся своей силой Петр Салабонов был от корня Завалуевых по матери, Петра Петровича Бог тоже силой не обидел.