Значит, каждый из нас может стать Христом, ибо каждый — свеча в руке Божьей. Мне просто повезло, что родился от этой матери.
А не Христом — так Магометом, Мессией, да кем угодно!
Нет, не безнадежна жизнь, если в ней появился я, думал Петр без всякой гордости, думая как о факте.
Петр думал о завтрашнем дне.
Две тысячи лет боялись люди, ждали конца света, хоть и не верили в него, и вот я приду и скажу: живите пока! Конец света откладывается! Я и мой Бог — прощаем вас! Но учтите, так вашу так, это последнее, тысяча первое китайское предупреждение!
Петр представлял восторг людей при этом известии.
Ведь почему люди так печальны и скучны? — да он и сам был печален и скучен, хотя не знал этого. От бытовой убогости жизни?
Но есть, знает Петр, богатые народы и страны, а люди и там тоскуют и скучают. Они тоскуют, понял сегодня Петр, оттого, что знают: нет им спасения и прощения, не расплатиться им за грехи человечества и собственные грехи, не вылезти из городов, которые понастроили на погибель себе.
И вот: шанс.
Общее ликование.
Вы многое еще успеете сделать.
Если захотите.
И ваши дети будут жить, и дети детей.
Нельзя же устраивать конец света, пока не родились все, кто может родиться.
У вас есть способы передавать память. Книги и кинопленки. Фотографии. Понимаете ли вы, что человек десятитысячного года, знающий — в лицо! — четыреста колен (прикинул в уме Петруша) своих родственников, это будет совсем другой человек, чем сейчас?! Мечтайте об этом человеке, дайте и ему шанс!
Только ради этого и прощаю вас, говорил Петр речь, волнуясь, горячась, смеясь и все ускоряя шаги.
Но как ни быстро он шел, сзади двигались еще быстрее: Петр слышал топот множества бегущих ног.
Это были его товарищи.
Догнали, задыхаясь, встали перед ним.
— Прости! — за всех сказал Сергий. Петр осмотрел их.
— А где Сергей Обратнев?
— Оставили, сволоча такого, воду только мутит!
— Пусть будет.
Легконогий Кислейка в полчаса обернулся и привел Сергея.
— Ну вот, опять мы вместе, — сказал Петр. — Пойдем обратно. Ночевать надо. Хорошо поспать. Завтра — большой день.
14
Утром Петр попросил своих друзей выглядеть хорошо, празднично.
Анатолий же и Илья накануне перебрали-таки и страдали с похмелья.
— Ты это… — сказал Петру Илья, переглянувшись с Анатолием. — Поправиться бы маленько. — Он поставил два стаканчика с водой, чтобы Петр превратил ее в водку.
— Зачем? — сказал Петр. — Вам и без этого станет сейчас хорошо. — И вознес над ними руки.
— Мне не надо хорошо! — возразил Илья, убирая свою голову из-под рук. — Мне опохмелиться надо!
Но уже было поздно, уже не требовалось его организму опохмелки, он был свеж и бодр.
— Ну, бляха-муха! — восхитился Анатолий, тоже чувствовавший сильное облегчение.
Да и других коснулись невидимые волны, расходящиеся кругами от рук Петра, — всем сделалось как-то празднично, как-то ПРЕДОЩУЩАЮЩЕ, как-то… наверное, так, как бывало в детстве и никогда уж не было потом.
— Ты бы, брат, не ругался матом, — попросил Анатолия Сергий.
— Да я не ругаюсь, брат! — сердечно отозвался Анатолий. — Но если ты считаешь, что «бляха-муха» — это мат, беру свои слова обратно! Я ведь за тебя, брат… За него!.. За вас!.. Нате мои руки, рубите, все стерплю! — воскликнул Анатолий, мотнув головой, слеза оторвалась от его лица и капнула на щеку Кислейки. Кислейка посмотрел вверх, хотя они были под крышей.
— Ах, какие же мы хорошие, правда? — сказал Петр. — Как мы любим друг друга и людей, правда?
Правда! Правда! — потупились мужчины. Если бы не значительность момента, они бы бросились обниматься. Но терпели, ждали слов Петра.
Слова были: сегодня выйдем и оповестим. Дело серьезное, поэтому приведите себя в порядок. Побриться, почистить зубы, взять у Лидии утюг и выгладить одежду.
На это ушло некоторое время.
Петр поинтересовался, есть ли у кого лекарства.
— Боюсь, как бы у кого обмороков не было, — объяснил он. — От радости, от счастья.
У Лидии нашелся пузырек с корвалолом. Она не понимала этих приготовлений, но не задумывалась, думала лишь о том, что Петр обещал к вечеру вернуться.
— Ну? — сказал Петр, любуясь своими братьями, любя их любовь к себе, друг к другу, любя свою любовь к ним. — Готовы?
Всегда готовы! — хотел браво воскликнуть Кислейка, но от волнения у него перехватило горло.