Сразу же после этого в роте было объявлено общее построение без оружия и шинелей. Большинство подпольщиков в строй не встали. Они, разобрав оружие, перекрыли все выходы из подразделения.
— Равняйсь! — громко прокричал дежурный и, после небольшой паузы, выпалил: — Смирно!
Все замерли.
— Господин капитан, личный состав роты по вашему приказанию построен!
Николай медленно пошёл вдоль строя. Перед ним проплывали лица: серьёзные, строгие, внимательные, рассеянные, добродушные, злые, умные и откровенно глупые с напускной простотой и хитринкой — все они хорошо были знакомы командиру роты. Но знал он, что в своём большинстве это были всего лишь маски, за которыми скрывалось настоящее, сокровенное… Война бросила этих людей в страшный круговорот человеческих чувств и страстей, определив им жалкую роль изменников. Суровая действительность воспитала в них эгоизм, ненависть к людям, осторожность… Но у каждого из них в груди горели свои, особенные огни, бушевали большие, сложные бури… И он, Николай, должен сейчас найти такие слова, сильные и точные, которые объединят этих разных людей, укажут им верный путь, важный и нужный для всех.
— Товарищи!
Это негромко произнесённое простое слово ошеломило привычным звучанием и величием. Они замерли, не смея поверить в услышанное. А Николай продолжал:
— Товарищи! Я командир Красной Армии капитан Зорин, присланный к вам советским командованием. Это мои боевые товарищи, — указал он на вооружённых членов подпольной организации. — Я знаю, среди вас много настоящих, честных людей. В эту решающую минуту обращаюсь к вам от имени Родины. Сегодня мы выступаем против фашистов. Мы не одни. С нами партизаны и подпольщики города, весь советский народ! Красная Армия гонит фашистов по всему фронту! Она уже близко, и мы должны помочь ей! Наступил момент, когда вы должны решить раз и навсегда, ответить самим себе на вопрос: с кем вы? Время не ждёт!
Люди ловили каждое слово, уставившись на Николая, удивлённые, внимательные, ожидающие…
Николай помолчал, неторопливо провёл глазами с фланга на фланг, осмотрел строй и негромко сказал:
— Кто готов без колебания немедленно выступить в бой за нашу Родину, кто готов кровью искупить вину перед ней, шаг вперёд — марш!
Ни один человек не двинулся с места.
Николай онемел, мгновенно пересохло во рту, перехватило дыхание.
Но вдруг обе шеренги дружно шагнули вперёд и, громко пристукнув каблуками, затихли.
— Вольно! — с трудом выдохнул из себя изумлённый и обрадованный Николай.
Он стоял у окна, покрытого ледяными узорами. Свет от электрической лампочки, освещающей двор, падал на стекло, вызывая свечение ледяных кристалликов. Синевато-фиолетовые, бледно-жёлтые, белые — тысячи малюсеньких огоньков, — неподвижные, когда Николай замирал, и мелькающие, изменчивые, когда он двигался.
Издалека донеслось несколько длинных автоматных очередей, затем один за другим два взрыва.
«Граната, — подумал Николай, — где-то в центре города».
И вновь утренний морозный воздух прострочили автоматы.
Николай прислушался, но в городе наступила тишина.
И вот выстрелы раздались совсем рядом, в казарме, где располагался немецкий сапёрный взвод. Прозвучали эти выстрелы неожиданно и глухо. И опять наступила гнетущая тишина. Николай ждал, не отходя от окна.
Во дворе и внизу, в коридоре раздались громкие голоса и топот ног, в кабинет вбежал возбуждённый, улыбающийся Антонов:
— Всё! Ни один не ушёл! Все были на месте!
— Зачем стреляли? Я же сказал: тихо!
— Пришлось, — виновато ответил Антонов, — некоторые прыткие попались. Вот, товарищ капитан, документы. Оружие и боеприпасы забрали ребята. Всё учтено.
— Так, — задумчиво промолвил Николай, — значит с «Кротом» пока покончено. Но теперь, кажется, начинается самое интересное. Антонов!
— Есть!
— Двоих ребят, посмышлёнее, — в город! Узнать, что за стрельба была?
— Ясно.
В это время в дверях появился лейтенант Коновалов.
— Товарищ капитан, караулы сменил. Прибыли. Всё в порядке!
— Где стреляли?
— У вашего дома.
— Кто?
— Приходили за вами.
— А стрелял-то кто?
— Ваш дядя.
— Не может быть!
— Точно. Уложил гестаповцев больше десятка!
— А с ним что?
— Убит!
Николай на время отключился от окружающего. Он думал о Михаиле Петровиче — странном, интересном человеке.
— Хорошо, — наконец, машинально протянул Николай.