Тишина, повисшая вокруг, стала осязаемой. К нам бежали вооруженные люди в черном, но останавливались в нескольких метрах, словно налетая на невидимую стену. Поднялся ветер, вырывающий вокруг нас траву, срывая листья с деревьев и поднимая их в воздух. Возникший ниоткуда смерч отрезал бегущих людей от нас, и я почувствовал, как изгибается тело Агаты, как она поднимает руки, впиваясь пальцами в мои предплечья. Кровь под из зажатой мною раны перестала вырываться толчками, и я почувствовал, как под пальцами срастается кожа.
Кожа бьющейся в моих руках девушки начала синеть, на ней проступили темные полосы, белки закатившихся глаз окрасились ярко-красным. Она громко, страшно, хрипло закричала и обмякла, окончательно потеряв сознание.
Перед моими глазами снова возникло видение сморщенного лица, медленно перетекшее сначала в лицо средних лет, а затем в молодое. Девушка задорно улыбнулась и подмигнула мне.
- А ты не дурак, принц. Теперь я вижу будущее этой человеческой женщины. Ты отдал ей долг. И теперь можешь получить свое.
Видение рассеялось, и я увидел, что все еще прижимаю к себе тело Агаты. Она дышала. Дышала! Неровно, рвано, но дышала, и умирать не собиралась!
Я аккуратно уложил ее на землю и снял с головы расколотый шлем. Расстегнул куртку, убирая щитки экипа и давая возможность вдохнуть глубже.
Ты будешь жить девочка. Я никуда тебя не отпущу.
- Отпусти ее, Локи! Встань и подними руки! – в нескольких шагах стоял темнокожий мужчина с повязкой на одном глазу и недвусмысленно направлял на меня здоровенную пушку.
- Рад видеть, Фьюри. Я только что спас ее, – я поднялся на ноги, отбросив полу плаща, и поднял руки в примирительном жесте.
Что?! Полу плаща?!
- Ты только что устроил смерч, а перед этим взорвал поезд метро. Один раз мы уже отпустили тебя. Но на этот раз...
- Это не он, – позади меня появился Тор и встал рядом. – Он не взрывал метро. Это сделала Эмла, безумная ведьма из моего мира. Она мертва. Локи оказал вам всем услугу.
- Тор, мы не можем...
- Фьюри, вы хотите познакомиться с нашим отцом? Мы с Локи сейчас уйдем. Возможно – вернемся, но вас это не будет касаться.
- Это невозможно.
- Я сказал, что вас это не будет касаться, – голос Тора разносится над покореженным парком, словно раскат грома, воздух вокруг начинает уплотняться, как перед сильной грозой. – Позаботьтесь об этой девушке. Ее нужно доставить во Второй госпиталь скорой помощи. Дальше я разберусь сам.
- Тор, я буду вынужден...
- Мне что, разнести еще пару небоскребов, чтобы вы поняли, что мой брат не шутит? – я улыбаюсь уголками рта, и вокруг вспыхивает огненное кольцо. Надо же, получилось. – Позаботьтесь о ней, Фьюри. Нам пора.
Я извлек из одного из многочисленных карманов осколок тессеракта, отданный мне Агатой, и кивнул Тору. Перед глазами замелькали радужные круги, мир вокруг исчез, а через несколько секунд мы стояли на Радужном мосту.
*автор извиняется за некоторую путаницу в мифологии, совершенно сознательно смешивая роли норн и мойр.
====== 56. Эпилог. Часть первая. “Ему никто не писал стихов”. ======
- Транспортную бригаду в четвертый оперблок, – мужской голос звучит из динамика рации, искажаясь помехами.
Паренек на посту приемного покоя потягивается и отключает обратную связь, не переставая жевать гамбургер.
- Перерыв у меня, отстаньте. Сами отвезете, не переломитесь.
- Транспортная бригада, нужно срочно отвезти пациента, – продолжает говорить рация.
- Ага, бегу, – паренек забрасывает ноги на соседний стул.
- Транспортная бригада, бегом в четверку, или я вас самих в реанимацию укатаю!!! – динамик рации снова оживает, на этот раз женским голосом, спорить с которым желания не возникает даже у меня.
Паренек торопливо хватает черную коробочку и подносит к губам.
- Да, доктор Ларсен! Летим! – он срывается с места и вприпрыжку бежит в сторону оперблока, бурча себе под нос: – Предупреждать, блин, надо, что она в четверке.
Я стою у поста и, усмехаясь, смотрю ему в спину. Я не видел ее почти два мидгардских года. Не хотел напоминать себе об этой смертной. После того, что было, я заставил себя забыть о ее существовании.
Когда ко мне вернулась сила, я не смог какое-то время ее контролировать, и Один отправил меня в Утгард, дабы я ничего не смог разрушить. Я ушел оттуда по темным тропам, идущим по междумирью, и блуждал там, убивая тварей настолько мерзких, что ни в одном человеческом языке нет слов, чтобы их описать.
Я очистил свои мысли и сознание, растворившись в силе и ощущая себя освобожденным от скверны прошлого, родившимся заново. Теперь я понял смысл данного мне знака и мысленно возблагодарил Вишну. Бабочка была дана мне как символ перерождения, как его итог. Точно так же, как гусеница превращается в куколку, а из той появляется бабочка, я отпустил свою ненависть, обретя свою силу заново и поняв, что суть ее не в разрушении, а в созидании. Магия огня и холода, дарованная мне, может не только убивать и сметать все на своем пути, но и греть тех, кто в этом нуждается, создавать величественные ледяные узоры и здания, которые я видел, путешествуя по Ётунхейму.
По возвращении в Асгард меня приняли с гораздо большим радушием, нежели прежде. На минуту мне показалось, что все стало так, как было до похода Тора в Ётунхейм, но... Нет. Изменился я. Я многое понял, через многое прошел и многое оставил.
Я много раз порывался уйти в Мидгард, но каждый раз выбирал другую тропу, уходящую максимально далеко от этого мира. Я пытался преодолеть себя, отгораживая ту часть памяти, которую занимала она. Один раз она уже чуть не умерла. Я не хочу, чтобы ей угрожала опасность, неизбежная при моем присутствии.
В один из теплых вечеров, когда заходящее солнце золотит крыши благословенного города, я сидел на балконе дворца и пытался читать. В Мидгарде сейчас начало мая...
- Не помешаю?
- Что тебе, Сиф?
- Да так, увидела тебя здесь, решила поговорить.
- О чем?
- Когда мы вернулись...
- Я не настроен говорить об этом.
- Почему?
- Тебя это не касается.
- Локи, я тоже скучаю.
Я молчу, не глядя на сидящую напротив воительницу.
- Ладно. Вот. Я забрала его из комнаты Агаты, оставив ей такой же. Думаю, тебе это будет интересно, – она встает, кладёт на перила небольшой альбом в кожаной обложке, с тиснеными золотом рунами, и тихо уходит.
Я смотрю на такой знакомый мне предмет. Подаренный альбом. Что мне может быть в нем интересно? Смахнуть его вниз! Я резко заношу руку… и бережно поднимаю его с перил. Внутри ее рукой выведены строчки. Дневник? Нет...
... Люблю тебя? – Люблю, наверное.
Но если и скажу – не верь.
Запомни глаз тепло неверное
И улыбнись, захлопнув дверь...
Ее стихи? Кому она их писала? Неужели?..
Рыжей охрой обсыпано зеркало
Тротуара под тихим дождем.
Неужели и впрямь исковеркала
Безразличье в покое твоем?..
Неужели вдруг стала бессонницей
Для твоей черно-белой судьбы?..
Перепало бездомной любовнице
Жалких крох от чужой ворожбы.
Показалось... Как утро туманное,
Все рассеется. Буду, как встарь,
Принимать, словно правду, обманное,
Превращаясь в застывший янтарь.
Будет снова стучать за окошками,
По карнизам стихающий дождь.
Рыжей охрой облитой дорожкою
Ты когда-нибудь тоже уйдешь...*
Интересно, Сиф это читала? Читала, раз сказала, что мне это будет интересно. Зачем она дала мне этот альбом? Эти стихи... Этот язык... Неужели это правда, и эти строчки написаны мне? Эти прекрасные стихи написаны смертной женщиной?
У тебя бесстыжие глаза.
Ну и пусть. Ведь я по ним скучаю.
В них шальная светится гроза,
Закрывая капельку печали.
У тебя бесстыжие глаза...
У тебя по-детски светлый смех
И, как грипп, заразная улыбка.
От тебя – похожая на всех.
От тебя – грусть снова станет зыбкой.