Выбрать главу

Ключи от мотоцикла Локи.

Я вылетела из квартиры быстрее пули и спустилась на стоянку. Он стоял на своем обычном месте, огромный черный спортбайк с насмешливыми и хищными раскосыми глазами, будто спрашивая: «Ну что, новая хозяйка, осмелишься сесть на меня пилотом?»

Я перекинула ногу, поставив ее на водительскую подножку, и легла грудью на бак, обнимая его. Заныли еще незажившие ребра, но я перетерпела боль. По щекам потекли слезы. Я глубоко вздохнула, оперевшись лбом в крышку бензобака. Осмелюсь. Еще как осмелюсь. Ребра только заживут, да придумаю еще, как обеими ногами до пола достать. И осмелюсь.

В банке меня встретили с распростертыми объятьями. На счете оказалась сумма с семью нулями. Он был зарегистрирован на мое имя и, как мне сказал управляющий, не требовал от меня никаких усилий. Только деньги всей кучей из банка не забирать. Да я теперь завидная невеста! Квартира, мотоцикл, куча денег, да еще и героиня! Застрелиться можно.

Следующий месяц прошел в постоянной суматохе – я через день ездила в госпиталь к шефу официально – на осмотр, а реально – на беседу о том, на кой мне нужна эта аспирантура. В итоге он махнул на меня рукой и подписал заявление, дав добро на сдачу экзаменов.

Вручение моей персоне награды вместе с американским паспортом показали в выпуске новостей, вызвав у профа приступ гордости за ученицу, а у Брит – истерику, что это надо отметить. Ну, мы и отметили, сначала полночи протанцевав в клубе, а когда моя не до конца восстановившаяся тушка заявила, что хватит, завалились к ней домой и потом танцевали уже на крыше под дождем. После этих плясок подруга схватила ангину, и мне пришлось еще и к ней заезжать каждый день.

Коридор – Ветер странствий.

- Ну что, готова к труду и обороне? Выходишь в понедельник? – голос шефа в трубке сверкает оптимизмом. Соскучились, гады. Знаю, что соскучились. Я тоже. Руки так и чешутся.

- Готова. Только… сэр, вы мне дадите еще неделю?

- Зачем?

- Хочу кое-куда съездить.

- Далеко?

- Очень. На ту сторону Атлантики.

- В Россию?

- Да. Хочу навестить могилы родителей.

- Лети.

- Спасибо.

Я стояла в зале прилета Пулково и смотрела на стекающие по стеклу капли. Вечный Питерский дождь… Я специально не полетела через Москву, решив, что не стоит проходить второй раз по одному маршруту. На табло высветился мой рейс. Полетели.

Родной город встретил меня теплой погодой и солнцем, играющим на опадающих листьях. А тут уже осень. Золотая, красная, багряная… Я влюблена в это время года.

Я стояла у окна гостиничного номера и с высоты десятого этажа смотрела, как приходят и уходят поезда на железнодорожном вокзале, едут машины, куда-то, по своим делам, бегут люди… В голове звучали знакомые строчки: «Я вернулась в мой город, знакомый до слез, до прожилок, до детских припухших желез…»**

Завтра. Я приду к вам завтра, родные мои.

Я пришла на кладбище утром, неся в руках огромный букет красных роз. Мама любила эти цветы. Я просидела почти весь день, рассказывая каменным надгробиям обо всем, что со мной было. Как я жила после того, как уехала на другой конец света. О своей работе, о друзьях. О Локи. О своих чувствах. Читала стихи, написанные ему. Я говорила и плакала, не пытаясь вытирать слезы. И мне казалось, что они сидят передо мной и внимательно слушают, одобрительно улыбаясь.

Я уходила навстречу заходящему солнцу с улыбкой на губах. На душе было легко и светло. Хотелось петь.

Не знаю, вернусь ли я когда-нибудь сюда еще раз. Может быть, да, а может, и нет. Могилы – это всего лишь символы. Главное – это наша память. И, пока мы помним, пока мы любим, ушедшие в тень будут жить в сердце и улыбаться нам во снах. Я наконец-то поняла это. Я буду помнить вас всегда, родные мои. Вы всегда рядом, потому что я вас люблю.

Я улетела в Петербург через день, устроив себе прогулку по городу. Я ела мороженое, гуляла по паркам, обойдя пешком весь центр города. Пинала опавшие листья и слушала, как в полдень часы мэрии играют незамысловатую мелодию.

Земфира – Нахер мне город, в котором больше не встретить тебя?

Вернувшись в Нью-Йорк, я с головой окунулась в работу и учебу, успешно сдав все экзамены. Я летала от ощущения того, что становлюсь на новую ступень в своей профессии. Становлюсь сильнее. Я выбрала вертебрологию***, как молодую, сложную и безумно интересную мне отрасль науки.

Мы стали часто видеться с Бритни. Я познакомила ее с Сэмом и с удивлением наблюдала, как из этих двоих складывается пара. И пара весьма неплохая.

Мы отмечали Рождество у меня дома все вместе, разоряя на ковре перед камином пудинг, приготовленный Брит, и блюдо моих пирожков. Утром под елкой я нашла здоровенный сверток, в котором оказался кожаный мотокомбинезон и потрясающий матовый шлем, в который я вцепилась, радостно повизгивая.

- Ты же все равно не успокоишься и будешь ездить. А так мы хоть будем уверены, что на тебе хорошая экипировка!

- Ребята, я вас обожаю! – я прыгала по комнате в обнимку со шлемом как кошка, перепившая валерьянки.

Осталось только дождаться, когда потеплеет, и можно будет выезжать. И таки придумать что-то с обувью.

Облазив все специализированные магазины, я поняла, что дело плохо. Ни один производитель не шьет обувь для тех, кто не достает ногами с седла. Можно было, конечно, сменить мотоцикл, но продать Фаер у меня даже мысли не возникало. В конце концов я купила Гриндерсы до колена с тяжелыми, толстыми каблуками и притащила их в ателье с просьбой укрепить. Результат оказался отличным, а я перестала напоминать беременную утку при передвижении на своих двоих.

Впервые выехав в город, я испытала странное, новое для меня ощущение, как будто не я веду мотоцикл, а он контролирует мои движения.

Я стала ездить на сборища спортбайкеров, познакомившись с кучей интересных людей. Тут же нашлись желающие приударить за мной, но после нескольких попыток я стала отшивать всех. Нет, не потому, что мне не нравились молодые люди. Стоило кому-то из них меня обнять – мне становилось мерзко, словно я вляпалась во что-то гадкое, грязное, липкое. Любая попытка поцеловать меня вызывала почти тошноту. За спиной меня стали называть Черной птицей – за черный мотоцикл, черную экипировку и холодность, приправленную цинизмом и медицинским юмором. Впервые услышав это прозвище, я усмехнулась и рассказала об этом мотоциклу. Это стало моим маленьким персональным безумием – я разговаривала с Фаером, как с живым, рассказывая о значительных событиях дня, здороваясь и прощаясь, даже скучая по нему. Он отвечал мне ухмылкой раскосых фар, и мне иногда казалось, что она похожа на ухмылку Локи.

В какой-то момент я дала ему имя, назвав Вороном. Раз уж я Черная птица, то почему бы и нет?

Освоив езду в городе, я записалась в школу экстремального вождения, начав учиться выполнять трюки на мотоцикле. Байк словно ждал этого, по одному моему движению становясь на заднее колесо и не теряя равновесия. Я научилась поднимать его, отпускать руки, удерживая руль коленом, и ехать так по прямой метров триста-пятьсот. Научилась проходить повороты, касаясь коленом земли. Это было безумно страшно, но так захватывающе!

Я заполнила свою жизнь до отказа, не оставляя свободного времени. Но… не помогло.

Каждый день я просыпалась и засыпала с его именем. Я исписала весь альбом, подаренный мне потрясающей девушкой из другого мира.

Мне не хотелось больше никого. Частенько я садилась за рояль и играла, играла до одурения, представляя, что он сидит в кресле за спиной и слушает.

И каждый раз, вспоминая о нем, я улыбалась. Мне не было больно. Только как-то пусто и светло. Я оставила его комнату ровно в том виде, в каком она была, когда нас в этой квартире было двое. Я не захотела переезжать, хотя денег для этого было достаточно.