- Зачем? Куда?
- Сколько вопросов, – Локи улыбается мне, и от этой улыбки хочется подпрыгнуть, повиснуть у него на шее…
- Локи, я…
- Я читал твои стихи, Агата. И теперь можешь делать что угодно, но я не поверю, что все ваши человеческие чувства – это просто химия.
- Откуда ты…
- Можешь побить Сиф, я разрешаю.
Сиф? А у нее-то они откуда? Ведь альбом лежит дома!
Локи берет мой подбородок пальцами и приподнимает мне голову, глядя в глаза.
- Я скучал по тебе. Поехали домой.
В голове словно пролетает тайфун, и я обнимаю его за шею, поднимаясь на цыпочки и прижимаясь всем телом. Локи вернулся. Этого просто не может быть.
Его руки ложатся мне на талию и спину, сжимая кожу комбинезона, дыхание щекочет шею… Невозможно, просто невозможно.
- Я смотрю, ты подружилась с моим мотоциклом.
Я отстраняюсь, пряча пунцовое лицо. Властная, такая родная рука ложится мне на щеку, и он ловит мои губы своими. Как в первый раз – медленно, невыразимо нежно…
Он разворачивает меня, держа за талию, и мы направляемся к стоянке. Рядом с Вороном я вижу точно такой же Фаер. Два одинаковых мотоцикла смотрят на меня хитрым прищуром фар, словно спрашивая: «Ну что, дождалась?».
Я сажусь на байк, пряча улыбку, и выворачиваю вслед за Локи навстречу расцветающему дню.
*Серебряная звезда – персональная военная награда США, основанием для награждения которой служат мужество и отвага, проявленные в бою. Гражданские лица, в том числе иностранцы, также могут быть награждены Серебряной звездой.
**Цитата. Осип Мандельштам.
***Вертебрология – это отдельный раздел ортопедии, который занимается диагностикой и лечением заболеваний позвоночника.
====== 58. Послесловие. “В глазах матери – зеркало истины”. ======
По переливающемуся всеми возможными цветами полотну шествует женщина. Одна из самых прекрасных женщин Девяти миров, великая богиня. Великая царица. Мать.
Фригг, супруга Одина, хозяйка облаков и туч. Она подходит к краю Бивреста и останавливается рядом с гигантом в золотых доспехах, вглядываясь в бездну.
- Приветствую тебя, моя царица. – Гигант склоняет голову в почтительном поклоне.
- Здравствуй, Хеймдалль. Ты наблюдаешь за ней?
- Как вы и приказывали.
- Как она?
- По человеческим меркам – хорошо.
- А не по человеческим? – златоволосая женщина улыбается, кладя ладонь на плечо гиганта.- Покажи мне ее, Хеймдалль.
- Что вы хотите увидеть, моя царица?
- Покажи, что она делает сейчас.
- Как прикажете.
Воин проводит рукой над бездной, создавая туманную пелену, видимую только им двоим.
Комната освещена огоньками камина и приглушенным светом светильников, пряча углы в легкой тьме. В комнате две девушки.
Одна – смешливая, русые волосы подстрижены под длинное каре и в художественном беспорядке обрамляют доброе лицо с румяными пухлыми щеками, задорной улыбкой и смешинками в зеленых глазах, вторая – черноволосая, светлокожая, длинные, прямые волосы распущены по спине и плечам, и лежат тяжелым пологом, укутывая ее почти до талии. В темно-карих глазах отражается пламя камина, и кажется, что от этих отблесков они вспыхивают багрово-красным.
Они сидят на ковре у огня и пьют вино, периодически чокаясь высокими стаканами.
- С днем рождения, подруга! Давай... давай за то, чтобы все было хорошо! Чтоб нашелся тот, кто, наконец, тебя успокоит, и я таки буду нянчить мелких!
- За то, чтобы все было хорошо – давай! А за остальное... Брит, я же рассказывала тебе. Никто меня не успокоит. Упокоит, если только.
- Тебе разве не хочется семью? Детей?
- Не знаю. Хочется, наверное... Только в моем случае – лучше быть одной, чем с кем попало.
- Ничего себе! Да вокруг тебя столько парней вьется! Уже из байкеров своих нашла бы кого-нибудь! Когда мы с тобой катались, только ленивый шею не свернул, на нас глядя!
- Да не хочу я кого-нибудь, Брит.
- Все о парне том страдаешь, как его, Локи, да?
- Да, Локи. Только я не страдаю. Я просто никого не хочу.
- Интересное имя...
- Интересное.
- Не понимаю я тебя, Агата. Я б уже давно...
- А мне можно. Я ж загадочная русская душа! – черноволосая девушка грустно улыбается подруге.
- Да дура ты!
- Тоже верно. Кстати, помимо моего дня рождения сегодня еще один праздник. Не менее грустный.
- Чего это – грустный? Так, а ну, не киснуть! Что за праздник?
- В этот день перестала существовать страна, в которой я родилась*.
- Подожди, Россия же никуда не делась.
- Я родилась в Советском Союзе, Брит. Здесь, в Америке, не любят эту страну. Но я ее помню из детства. Какой бы не была эта страна – она была великой. И знаешь, мне жаль, что она развалилась.
- Агата, но там же была цензура! Не было демократии!
- Не больше, чем здесь, Брит. Вот тут можешь мне поверить.
- Ладно, давай сегодня не про политику, а? А то тебя не переспоришь.
Агата улыбается подруге, и полыхающий огонь красит ее глаза в багровый оттенок.
- Всегда с тобой так.
- Сыграй лучше что-нибудь. А еще лучше – спой.
- Петь я не умею. Чего тебе сыграть?
- Не прибедняйся, а? В прошлый раз ты отлично спела, даже Сэм оценил!
Агата заливается смехом, выговаривая:
- Сэм? Ну, если он оценил, тогда конечно...
- Чего ты так?
- Брит, я этого чудика четыре года знаю! Ладно, черт с тобой, что тебе сыграть?
- Ну... не знаю. А сыграй что-нибудь русское!
- Ну, блин... а конкретнее? Чайковский пойдет?
- Не, не то... Знаешь... а ты можешь сыграть что-нибудь такое, чтобы без перевода понятно было? Мне просто нравится, когда ты по-русски поешь...
- Без перевода, песни... – Агата одним пальцем чешет макушку, вызывая улыбку у подруги.
- И чтобы я их еще не слышала!
- Издеваешься?
- А то!
- Ну, озадачила... хотя, в принципе... я могу сыграть, только это песни от мужского лица и исполнялись они изначально под гитару и вообще по стилю ближе к року...
- Ну-ка, ну-ка!
- Я, когда маленькая была, дома часто слышала эти песни. Это был папин любимый певец – Игорь Тальков. Мне лет шестнадцать было, и я на папин день рождения выучила несколько его песен, а когда все собрались – сыграла. Я первый раз видела, как мой отец плакал... – Агата взяла бутылку и наполнила бокал до краев, пряча лицо за волосами. Когда она подняла голову, стало видно, как блестят ее глаза от влаги.
- Эй, не плачь! Если не хочешь – ладно, я сейчас принесу еще чего-нибудь с кухни...
- Нет, Брит. В смысле – с кухни тащи, а я пошла за рояль.
Они поднимаются с ковра, и Агата усаживается за рояль, открывая крышку клавиш и пристраивая свой бокал рядом с подставкой для нот.
- Только ногами сильно не пинать – я вправду петь не умею.
- Играй уже!
- Не так быстро, сейчас подберу, – она перекручивает волосы жгутом и закидывает за спину. – Ладно, начнем...
Она начинает играть, постепенно подбирая, вспоминая мелодию. Движения становятся увереннее и точнее, и она начинает петь с легким акцентом. Мелодия льется, постепенно укрепляясь, и акцент, заставляющий Агату морщиться, исчезает:
Однажды ты пройдешь бульварное кольцо,
И в памяти твоей мы встретимся, наверно,
И воды отразят знакомое лицо,
И сердце исцелят и успокоят нервы.
Чистые пруды, застенчивые ивы,
Как девчонки, смолкли у воды,
Чистые пруды, веков зеленый сон,
Мой дальний берег детства,
Где звучит аккордеон**.
Она выводит последние ноты, заставляя рояль утихнуть, и поворачивается к Бритни, беря в руки бокал. Та сидит в кресле и смотрит завороженным взглядом куда-то в угол.
- Ну как?
- А можешь еще?
- Могу. Про что? Про любовь или про родину? – Агата лукаво улыбается, наклоняя голову.
- Это же про любовь было, да?
- Ну да.
- Давай теперь про родину!
- Ну, хорошо.
Она пробегает пальцами по клавишам и начинает говорить низким, чуть хриплым голосом в такт музыке. Это не похоже на пение, скорее, на какой-то плавный и торжественный речитатив, от которого по коже пробежал холодок, а горло сжало спазмом.