— Не я — сам себя позоришь! — осуждающе прогудел дед. — А кривить душой в угоду твоей лени не стану.
— Я уже не буду лениться! — вырвалось у Пети.
— А коли так, то выполи картошку, и делу конец.
— Так я ж за один день не успею.
— А от тебя больше трёх рядков зараз не требуется.
Мальчик понял, что никакие мольбы не в состоянии поколебать упрямого деда, и в отчаянии отошёл от него. Теперь его позор неизбежен.
Красная Колькина голова уныло торчала из-за плетня. Он издали прислушивался к разговору. Убитый вид Пети говорил обо всём без слов. Перебравшись через плетень, Петя уселся рядом с приятелем.
— Что теперь будем делать?
Колька задумался.
— А может, и вправду выполоть? — спросил он.
— Тоже сказал — выполоть! А Гаврюшка? Такой свист подымет — всё село сбежится.
— Не подымет. Нужно выследить, когда он с Митькой уйдёт купаться. Я влезу на дерево, в дозоре буду, а ты хватай сапку и действуй.
— А вдруг они не уйдут на речку?
— Ну да, как это не уйдут! — с уверенностью ответил Колька. — Постой, да их и сейчас, кажется, дома нет. Ну-ка, проверю!
Через несколько минут Колька вернулся сияющий:
— Всё в порядке, пошли сапать. Только смотри окучивай хорошенько, а то дед забраковать может, он у тебя крутой старик.
Петя поспешил на огород. За эти дни сорняки разрослись, и полоть было значительно труднее, но мальчик не замечал усталости. Дважды Колькин предупреждающий свист заставлял его ложиться в картошку, но тревога оказывалась ложной. После небольшой передышки Петя, боязливо оглядываясь на Гаврюшкину усадьбу, возобновлял работу.
Наконец-то закончен третий ряд! Мальчик расправил ноющую спину, и сапка сама выскользнула из натруженных рук.
— Ох, и слабак же ты! — с плохо скрытой иронией заметил Колька. — А мне эти три рядка на три минутки.
— Так я ж без привычки… — оправдывался Петя, стыдливо отводя в сторону глаза.
За обедом Петя нарочно выставил тарелку с картошкой на видное место. Её заметят из соседнего двора и без бинокля. Сначала за Гаврюшкиным плетнём слышался смех и возня — наверное, шумели свидетели, — затем всё стихло. Петя победоносно улыбался, улыбался подобревшей улыбкой и дед, а бабушка совсем сияла от счастья.
Колькина медвежья услуга
Чем ближе подходил вечер, тем задумчивей становился Петя: было видно, что какая-то тревожная мысль не даёт ему покоя. А тревожиться было из-за чего.
Дело в том, что Петя не привык решать какие-либо, даже незначительные вопросы сам. Дома, что бы с ним ни случилось, он немедленно бежал к маме. Ни во дворе, ни в школе ни один мальчишка не смел его тронуть, потому что мама тщательно оберегала, своего сына, и горе тому, кто посмеет обидеть Петю! Постепенно у Пети вырабатывалась трусость и такая неуверенность в себе, что он никогда не пытался защищаться даже перед противником значительно слабее его и при первой же стычке обращался в бегство. Вот почему теперь, когда стало ясно, что братья-разбойники совсем не испугались их дежурства в саду и столкновение между ними неизбежно, на Петю нахлынули его прежние трусливые сомнения: сможет ли он одолеть Гаврюшку? А не лучше ли пожаловаться деду, и пусть он сам накажет этого черномазого задиру? Правильно, так и нужно сделать.
Успокоенный принятым решением, Петя побежал разыскивать деда. Но просто пожаловаться деду на Гаврюшку почему-то было неловко, и Петя начал издалека:
— Деда, а ты никогда своего сада не сторожил?
— Не приходилось. Вот ты теперь за сторожа.
— Гаврюшка опять на черешню лазил…
— А ты его подсаживал? — скупо улыбнулся дед. — Хорош сторож…
Петя покраснел и, не зная, что ответить, долго ковырял землю носком сандалия. Вот тебе и на! Вместо того чтобы рассердиться и пригрозить Гаврюшке, дед чуть ли не толкает его на драку с этим забиякой!
Возмущённо округлив глаза, мальчик наконец спросил:
— Что ж, мне с ним драться прикажешь?
— Волков бояться — в лес не ходить, — невозмутимо ответил дед и прибавил: — Коли так, перебирайся спать в хату.
А что подумает Колька? Ведь он, Петя, тогда, погорячившись, так храбро пообещал отколотить Гаврюшку, а теперь и дураку станет ясно, что он струсил, и, цепляясь за последнюю надежду, Петя сказал осуждающе:
— Мне мама запрещает драться, а ты…
— А я говорю — ложись в хате, и дело с концом.
Нет, дед — не мама, и разговаривать с ним совершенно бесполезно. Мальчик уже подумывал, не перебраться ли и в самом деле под каким-нибудь благовидным предлогом в хату, как вдруг его окликнул Колька: