Бабушка положила в мешок картошки, кусок сала, хлеба, огурцов и несколько луковиц, сунула туго свёрнутый плащ деда — в лугу сыро, будет чем укрыться. Забросив поклажу на спину, Колька крикнул Пете: «Включай, Петух, третью, не отставай!» — и помчался легко и свободно, точно невесомый.
Ребята спустились в луг, пробежали вдоль заливных колхозных огородов, перебрели через ручей, обогнули сосновую рощу, и сразу за ней на широком выгоне Петя увидел табун лошадей.
Хотя он понемногу начинал привыкать к Колькиному темпу, но, пробежав такое большое расстояние, Петя всё же запыхался, даже пот выступил у него на лбу.
Но неугомонный Колька пренебрежительно плюнул и осуждающе сказал:
— Плохо бегаешь, так Гаврюшку не обгонишь. — Но, заметив на Петином лице огорчение, почти отчаяние, он смягчился: — Ну ничего, может, мне бежать придётся, я их тогда всех обставлю. А теперь, пока не пришёл дед, айда ветки для костра собирать.
В сосновой роще было много сухих смолистых шишек, колючих веток с жёлтыми иглами. Колька разостлал плащ и начал собирать в него топливо.
— Шишек побольше бери, — учил он, — они горят, как уголь, картошку в них очень даже хорошо печь.
Пока собирали сушняк, пришёл дед, и они вместе направились к табуну.
— Здравствуй, Афанасий! — приветствовал дед конюха, доставая кисет. — Закурим, комариков погоняем.
Дед Афанасий с готовностью принял предложение. Это был высокий сухопарый старик, чем-то напоминавший степного орла. От правого уха до подбородка у него виднелся широкий шрам, отчего лицо его казалось беспричинно сердитым, хотя глубокие карие глаза и смотрели на ребят с добродушной иронией.
— А это что за почётный конвой у тебя? — спросил он у деда.
— Внука к тебе на выучку привёл. Парень смотри какой, а до сих пор верхом ездить не умеет. Тебе сколько было, когда ты к Будённому ушёл?
— Без малого семнадцать.
— Ну вот, всего четыре года разницы, а взгляни на моего казака. Пожалуй, и двумя руками клинка не подымет.
Петя укоризненно взглянул на деда, тот ухмыльнулся в усы, ласково потрепал внука по белявой голове:
— Ладно, Пётр Лексеич, не смотри так жалобно, авось и из тебя что-нибудь путное вырастет. Ну-ка, ребята, шагайте к табуну, присмотрите себе конька по душе, а мы тут с дедом покалякаем.
Петя осторожно пробирался между лошадьми, удивляясь смелости Кольки, который бесстрашно, как старых знакомых, похлопывал то одну, то другую, а то и прямо обнимал за морду, спрашивая:
— Как поживаешь, Резвая? Что-то давненько мы с тобой на речке не были, в неряхи записалась.
Пете приглянулась стройная гнедая кобылка с белой звёздочкой на лбу. Когда мальчик несмело приблизился к ней, она вдруг потянулась к нему и тихонько заржала.
— Хорошая моя, дорогая! — умилился Петя и, собравшись с духом, погладил лошадь.
— Что, Зорька понравилась? — спросил Колька. — Хорошая кобылка.
— А её Зорькой зовут? Зоренька, Зорюшка моя! — Петя поднялся на цыпочки и точно так же, как это делал Колька, потрепал лошадь по гриве. — Бедная моя, сколько у тебя здесь запуталось всякой всячины! — зашептал он, вытаскивая цепкие колючки лопуха и татарника. — Вот поедем на речку, я тебя вымою с мылом, расчешу гриву…
— А духами брызгать не будешь? — фыркнул Колька. — Стилягу из кобылы сделать хочешь!
К Зорьке подошёл дед, осмотрел её, удовлетворённо кивнул головой:
— Ладная кобылка. Только запомни, Пётр: незнакомую лошадь не трогай со стороны морды — укусить может. Брать её нужно со стороны шеи. А подходить сзади тоже опасайся — зубов можно не досчитаться.
— Хорошо, я не буду, — с готовностью согласился Петя. — Я вот только немножко колючки оберу. А прокатиться на ней сейчас можно?
— Попробуй. Только, если получишь затируху, не жалуйся.
— Какую затируху? — насторожился Петя.
— Это такая штука, что её на словах не опишешь, самому нужно испробовать, тогда ясней станет.
Старик взнуздал лошадь, подставил руку:
— Давай на первый раз подсажу.
Петя сел верхом, несмело натянул поводья. Зорька задрала голову, удивлённо насторожила уши.
— Да куда ж ты тянешь! — расхохотался Колька. — Или хочешь её на дыбы поставить? Отпусти поводья. Вот так. Поехали! — и легонько стегнул кобылу длинной хворостиной. — Держись, Петя, сейчас на галоп перейдём.
— Не спеши на галоп! — прикрикнул на Кольку дед. — Пусть немного пообвыкнет!
Пете часто приходилось ездить в «Победах», «ЗИМах» и «Волгах», но никогда он не испытывал такого захватывающего и гордого чувства. Почему-то хотелось кричать, гикать и свистеть. Теперь только он понял, почему мальчишки проносились по улице верхом с такими счастливыми и возбуждёнными лицами. Он бы тоже закричал и захлопал в ладоши, да вот беда — нельзя бросить поводья.