— Может он бисексуал? Но взгляд очень выразительный. Если ты перестанешь так трусить и поднимешь на него глаза, то сама всё заметишь.
Что ж, именно так я и поступила. Точнее, я поступила как Скарлетт из моего любимого романа «Унесённые ветром» — решила пока ни о чём не думать, оставить все мысли на потом и спокойно заниматься тестами по информатике. Если всё время думать только о Константине Владимировиче, то учёбе по остальным предметам будет полный швах, а этого мне точно не хочется. Однако на последней паре, безумно радуясь тому, что физик решил разобрать с нами новую тему, а не устроить олимпийский забег по пройденному материалу, я всё же решилась: сначала с интересом слушала про свойства магнитных полей, а потом, когда дело дошло до так любимых им практических опытов, решилась поднять глаза. Пример с магнитом и железными стружками на листе бумаги был и в половину не так интересен, как взаимодействие магнитных полей с легчайшими незаряженными частицами. Ещё больше завораживало красивое мужественное лицо препода, его высокие острые скулы, аристократически очерченный нос, полные губы и лучистые голубые глаза. Которые смотрели на меня. И в них действительно плескалась улыбка. Тёплая, как летний закат на пляже. Встретившись с ним взглядом, я уже не могла отвести глаз, он тоже не отводил, и усмехнулся. Той самой доброй усмешкой, которая почему-то так пугала меня. Мир словно замер вокруг нас, секунда шла за секундой, за моей спиной уже не в меру деликатно покашливали одногруппницы, а мы просто улыбались друг другу, словно вокруг нас никого не было. Конечно, так не могло продолжаться вечно, робость победила, и я опустила глаза на его руки, которыми он продолжал демонстрировать опыт: вводить и выводить толстый магнитный стержень в середину большого железного кольца, по краям которого была прикреплена шевелящаяся от воздействия магнитных полей исполосованная в бахрому калька.
— Константин Владимирович, что вы делаете? — сорвалось с моих губ, прежде чем я успела сообразить, что несу, и промолчать, хотя бы из вежливости.
Аудитория взорвалась от смеха однокурсников, которым очень быстро пришло в голову то же, что и мне. Спрашивается, чего вообще можно было ожидать от нас в нашем возрасте? Не цитат Ницше уж точно. С задней парты уже донеслась шуточка нашего скромника Сергея о том, что не зря он купил презервативы — хоть для опытов пригодятся, а я, покраснев, не могла отвести глаз от рук преподавателя, который продолжал совершать поступательные движения магнитом в кольцо. Наконец он встряхнул головой, отложил магнит, привычно осадил развеселившуюся группу, и снова устремив на меня свой лучистый взгляд негромко произнёс то, что заставило меня покраснеть до самых кончиков ушей:
— Du machst mich verrückt.*
Комментарий к Глава 4. Первый кусь
*Ты сведёшь меня с ума.
========== Глава 5. “Алло, мы ищем таланты” ==========
Я тоже умею кусаться — именно это я внушала себе утром перед зеркалом, когда красила ресницы так, что, ей Богу, киношная Мальвина обзавидовалась бы. Пользуясь тем, что рано уходившие на работу родители не видели, во что наряжается их застенчивая до безобразия дочь, я надевала такие мини-юбки, что даже знаменитое выражение «по самое не могу» — это ещё слишком слабо сказано. И, разумеется, завитые локоны — косы были забыты, если не навсегда, то очень надолго. Как и скромные замшевые ботинки. Потому что высокие чёрные ботфорты с меховой оторочкой на моих длинных ногах смотрелись гораздо лучше.
Свожу с ума, Константин Владимирович? Знаете, я раньше даже не пыталась этого делать, ну, а теперь берегитесь — март у вас наступит гораздо раньше календарного. И вы ещё очень позавидуете котам, которые могут выплеснуть свои эмоции, завывая на крышах. У вас кроме такой, других возможностей для выплеска своего безумия точно не будет, потому что я отлично знаю, что любые романтические отношения между преподами и шестнадцатилетними первокурсницами противозаконны. И, разумеется, вы об этом осведомлены не хуже меня. Так что вряд ли вы решитесь перейти от слов и пылких взглядов к действиям. А вот я могу решиться на что угодно. В пределах моей скромной фантазии, разумеется, но и та становится буйной из-за череды бессонных ночей.
— Бог мой, это всё для меня? — восторженно-драматическим шепотом на весь вестибюль выразила своё удивление Вика, когда после снятия мною целомудренно длинного пальто обозрела появившиеся в зоне её видимости белую водолазку и «огрызок» бархатной вишнёвой юбки.
— Ага, поцелуй, когда попрошу, — отчётливо ощущая, как на щеках проступили предательские пятна румянца, когда на нас заинтересованно обернулись несколько старшекурсников (один даже присвистнул и подмигнул — вот же хам!), я засунула шарф с шапкой в рукав и сдала верхнюю одежду дежурной по гардеробу.
— Это скоро? — переобувшись в балетки и попутно показав неприличный жест с интересом смотревшему на нас высокому парню с гелевым ежом-безобразником на голове, подруга подхватила меня под локоток. Наверное, чтобы не сбежала от такого пикантного вопроса.
— На физике.
— Не-не-не. Смерти моей хочешь? Твой Отелло придушит меня за это в порыве ревности, а потом начнёт валить на контрольных так, что мне даже тройки не видать, а я, знаешь ли, ещё стипендию хочу заработать.
— Никакой он не мой!
— Хочешь сказать, общественный?
— Нет, свой собственный! — буркнула я, едва успевая за ней на своих каблуках, однако, увидев прикреплённое к доске с расписанием распечатанное на принтере объявление, впечатлилась настолько, что тут же затормозила, не веря своим глазам. — Ты смотри, Алёшенька…
— Ух ты, — нехотя остановившись, Вика громко прочла вслух то, что и так озорной молнией врезалось в моё сознание: — «Разыскивается ужас, летящий на крыльях ночи. Особые приметы: вооружён и очень опасен». Интересно, чем это он вооружён? Молитвенником и учебником по тантрическому сексу?
— Ну тогда пусть заодно презервативами запасается, — едва подавив смешок, я постаралась сделать вид, что это фото не моего красавца-скромника-классного-руководителя так внимательно, громко щебеча о мужественных скулах и грозном профиле, рассматривает целая стайка замерших в едином восторге студенток.
Ага, грозный и мужественный, ну конечно. Ещё скажите, на Царя-батюшку из Ивана Васильевича похож. Ну разве что на Буншу в молодости. Ещё до встречи с прекрасной женой. Не Марфой Васильевной. Кто же это нашего, чаще меня краснеющего и бледнеющего препода так подставил? Не иначе как наши же пацаны. Вот лучше уносить отсюда ноги, пока он сам это объявление и толпу новоявленных поклонниц не улицезрел. Вдруг умеет гром и молнии метать, а не только учить прилично себя вести во время похода в театр? При воспоминании о том, как, желая привить любовь к прекрасному, Алексей Николаевич повёл нас на «Скок в постель» и старательно учил в фойе не ржать аки кони над комедией, а прижимать кулачок к губам и скромно хихикать, оттопыривая мизинчик, плечи затряслись от смеха, и, тщетно пытаясь его подавить, я поспешила вслед за Викой к лестнице.
Честно говоря, поздно. Потому что собрат по скромному воспитанию (и, возможно, целомудрию) Алексей Николаевич уже был на месте ЧП, и прежде чем юркнуть за спины других студентов, я успела понять по его недоброму прищуру, что он заметил и правильно истолковал то, почему так трясутся мои плечи.
Ну или неправильно истолковал — хрен редьки не слаще. Потому что возмездие пришло ко мне быстро и было страшным.
Первая пара географии принесла мне ожидаемую пятёрку и плюсики к карме за то, что сумела незаметно подсказать вечному двоечнику Даньке и рассеянной Кристине, которая щеголяла животиком четырёхмесячной беременности, надутой Ванькой Ветровым на чьей-то, но точно не её деревенской свадьбе, и собиралась ещё до Нового Года благополучно свалить в академ. Пятёрки я откровенно любила: как свои, так и те, что помогла добыть в «честном» бою, можно даже сказать, что коллекционировала их и тщательно холила-лелеяла. А чего ещё можно ожидать от пай-девочки, пусть она и побожилась самой себе, что доведёт одного небезызвестного препода до цугундера? Пусть и не до Нового Года, но приложит все мыслимые и немыслимые усилия и доведёт? Пай-девочкой-то от этого я меньше не стала, и, как и Вика, мечтала честным трудом заработать стипендию. Пока-то нам в кассе бухгалтерии колледжа выдавали только скромное студенческое пособие на питание от мэра. Скромность его была столь велика, что её едва хватало на два самых копеечных пирожка в столовой. На наши вопросы о том, как можно прожить месяц на эти государственные, оторванные не иначе как от самого сердца щедроты, Алексей Николаевич популярно объяснил, что пресловутые два пирожка разрезаются на тридцать частей, засушиваются и употребляются по одному кусочку в день. Если в месяце дней оказалось больше — последний является разгрузочным от переедания. Конечно, наверное, такая дивная диета помогала поддерживать изумительной стройности фигуру, однако пирожков хотелось употреблять всё же несколько больше, да и чаю к ним тоже. И всё это желательно не на родительские карманные деньги, которым можно было найти другое, более интересное применение. Поэтому стипендию, хотя бы обычную, не говоря уже о повышенной, на которую положили глаз мы с Викой и ещё пара однокурсниц, мечтали получать все без исключения. Для чего, собственно, требовалось избавиться от троек, как от назойливых блох. Грезившим о надбавках — и от четвёрок тоже.