Рассыпалась соль?
К драке!
Рассыпался сахар?
К мировой.
Рассыпался кокаин?
К незабываемым ощущениям!
Упала вилка?
Чип и Дейл спешат на помощь.
Упала ложка?
У кого-то руки из жопы явно растут.
Упал член?
Всё, никто никуда не спешит!
Ласточки летают низко?
Скоро дождь.
Слоны летают низко?
Рассыпался кокаин.
Треснуло зеркало?
Писец спешит в гости.
Треснула резинка от трусов?
К большому стыду… Ну, или к маленькому. Кому как повезёт.
Треснул презерватив?
Лучше бы треснуло зеркало и рассыпался кокаин…
Чешется нос?
К шампанскому!
Чешется в паху?
К венерологу!
Чешется жопа?
Завтра приключения!
Если не отправить эту хрень письмом счастья друзьям и знакомым, то?
Денег и секса не будет семь лет!
Дописывая последнюю строчку далеко не каллиграфическим почерком, о котором Константин Владимирович, узрев его в первый раз, сказал, что следователи с врачами и то красивее пишут, я, схватившись за сердце, истошно завизжала, увидев под окном мышь. Подпрыгивающую мышь. Наверное, кокаин искала… Через минуту мы с Викой выяснили, что в полу расположенного на первом этаже кабинета химии были просверлены небольшие отверстия. Для вентиляции, наверное. И именно через них студенты, проходившие в подвале практику, пугали всех, кого удастся, наматывая на палочки серую ткань и пихая их в те самые дырочки. Им, конечно, было весело от девичьего визга: то-то ржали, как кони, внизу, а для меня этот страх стал тоже приметой — впереди была сдача физики.
Фраза: «Я не трус, но я боюсь» была не про меня. Я была трусихой, и я боялась так, что кровь стыла в венах, а душа уходила в пятки и тихо там поскуливала о том, что — ну чего мне стоило не прогуливать пары Константина Владимировича?
Не сказать, что я не готовилась, ещё как готовилась, но он ведь в любом случае меня теперь завалит. И плакала моя повышенная стипендия крокодильими слезами.
И я сама плакала. Ночью. В подушку. Потому что у-у-у противный физик, ну почему ему девочки не нравятся?
Наутро я была белая, как полотно, и молчаливая, как кот, которому больше нечего было прищемить дверями — всё давно отдавлено. Скромное белое платье и полное отсутствие макияжа — у меня не получалось больше надеяться очаровать своего неправильного возлюбленного. К тому же сегодня настанет его час — вынесет и зачитает приговор. А потом казнит. Публично. И, наверное, поделом.
Похоже, что публичной казни боялись не только я и усердно поддерживающая меня Вика: на экзамен собственной персоной явился даже Алексей Николаевич. Я не сразу поняла, что он как рыцарь в сияющих доспехах решил защитить меня от дракона. И не важно, что Дракон Владимирович — его близкий друг, благородство классрука оказалось сильнее, и он решил лично проконтролировать, чтобы меня не опалили пламенем — злостно не завалили.
Однокурсники и даже Вика, начиная с первой пятёрки, успешно сдавали экзамен, а я, трусливо забившись в коридоре на подоконник, прикидывала, насколько зол на меня физик, если даже Алёшенька не рискует оставить меня с ним один на один, и чем это мне чревато? Ничем хорошим. Определённо. Довыпендривалась…
Когда сдавшая “на отлично” подруга сумела затолкать меня в кабинет, я уже была морально готова к любым небесным карам и потому, ни на кого не глядя, достав билет, ничуть не удивилась тому, что он был тринадцатым. А что такого? Нормальное число. Вдруг даже счастливое? Потому что все означенные в билете вопросы о звуковых волнах я знала, задачу поняла, и сразу села сдавать без времени на раздумье. И только тогда решилась под нервное покашливание Алексея Николаевича посмотреть в глаза дракону. То есть Константину Владимировичу. И глаза эти были настолько тёмными и хищными, что испугавшись, что вот сейчас сердце остановится, я начала тараторить всё, что знала, учила и помнила. А он, не разочаровав добротой или снисходительностью, забрасывал всё новыми и новыми дополнительными вопросами. Хорошо, на немецкий не перешёл. Наверное, только потому, что зорко следивший за нами Алёшенька тоже его знал.
Меня уже начинало трясти, и в мозгу возникло трусливое желание согласиться на тройку, и пусть стипендия горит синим пламенем, когда Константин Владимирович, молча отобрав зажатую у меня в руках зачётку и поставив уже ненавистную пятёрку, размашисто расписался.
— Пойдём, — поднявшись, он потянул меня за собой в сторону лаборантской. — Таблетками напою, пока тебе плохо не стало.
Садист.
Это всё, что я подумала в тот момент, но всё-таки согласилась. А когда я с ним спорила?
— Глупая, — тихо рыкнул препод, закрывая за мной дверь и ставя ладони по бокам от моих плеч, так что, прижатая к стене, я уже никуда не смогла бы сбежать при всём желании, которое так и не возникло. — Ну чтобы я тебе сделал?
— Порвали бы сеточку, — попав в плен его тяжёлого голубого взгляда, я уже не смогла отвести глаза, потому что от такой близости с этим невероятно красивым высоченным мужчиной было жарко. Очень жарко и до паники волнительно.
— Не велика потеря, — хмыкнул он, прижавшись лбом к моим волосам, отчего ощутился не только жар, но и терпкий запах его одеколона.
— Угу… — всхлипнула я, совершенно не зная куда себя девать и что делать в такой момент. — И ток бы пропустили… без… серебрянки.
— Ну так заслужила, — внезапно обхватив лицо руками, притягивая к себе, он прижался к моим губам в горячем требовательном поцелуе. Моём первом поцелуе. Заставившем, задыхаясь, ощутить, как подкашиваются ставшие внезапно ватными ноги.
Уже через минуту мы покинули лаборантскую, пока мой рыцарь в сияющих доспехах не снёс её двери, заподозрив что-то неладное. А днём позже я решилась задать так волновавший меня вопрос — а как же мальчики? И получила исчерпывающий ответ о том, что не стоит верить всему, что на заборах или стенах колледжа написано.
========== Глава 9. Частицы притягиваются и отталкиваются ==========
Даром преподаватели
Время со мною тратили,
Даром со мною мучился
Самый искусный маг.
Мудрых преподавателей
Слушал я невнимательно,
Все, что ни задавали мне,
Делал я кое-как.
Частицы притягиваются и отталкиваются — так случилось и в моей жизни: слишком сильное магнетическое притяжение вызвало такой же силы отторжение. Невероятная паникёрша и трусиха, я умудрилась с виртуозной скоростью оттолкнуть того, кто так сильно манил, притягивал меня к себе. Всего пара свиданий украдкой, несколько жарких поцелуев, от которых кружилась голова и подкашивались ноги — это всё, на что меня хватило. А потом на смену эйфории и восторгу пришли страх, робость и настоящая паника — слишком остро я понимала, что такому взрослому мужчине, в которого я имела идиотскую неосторожность влюбиться, скоро станет мало того, что я в свои едва исполнившиеся семнадцать лет могу дать. Константин Владимирович и не пытался благородным образом скрыть, какую страсть я в нём пробуждаю, а меня терзал отчаянный страх — вдруг ничего кроме этой страсти ему и не нужно? Вдруг, получив своё, он бросит меня и заведёт роман с новой первокурсницей? Вдруг у него каждый год по такому роману?
Слишком много тогда навалилось на меня, и я сбежала. Просто трусливо сбежала. Сменила симкарту в телефоне и, выпросив у мамы разрешение, уехала вместе с Викой на месяц к её родителям в Михайловку. Как не странно, подруга, которая так активно мостила добрыми намерениями мою дорогу в ад, не стала меня осуждать и ругать за излишнюю трусливость. Напротив, поразмыслив, она заявила, что физик сам виноват, раз не сумел найти ко мне подход и проявить себя как надёжный Ромео, которому можно доверять. А раз так, то моё право решать, хочу ли я продолжать с ним отношения или переверну эту страницу своей жизни, объявив ему вотум недоверия.