Подходим к машине. Красивая, черная, мощная, от чистоты блестящая. Для властного, сильного мужчины подходит. Такого, как Макс. Открывает мне дверь учтиво. Забираюсь в салон, на переднем сиденье устраиваюсь. Между нами напряжение дрожит такое, что электричество, наверно, треснет скоро по швам. Отрубит напрочь пол города!
Наклоняется вдруг ко мне всем корпусом, губы его манящие, чуть обветренные, перед лицом моим мелькают, дразнят близостью недоступной. Поправляет уже мной пристегнутый ремень безопасности, медленно проводит ладонью вдоль его долгой линии. То ли выравнивая, то ли лаская. Чувствую его запах мускусный, пьянящий. Закрываю глаза. Погружаюсь в свои ощущения неоднозначные.
Макс вдруг отстраняется, заводит мотор и мы выезжаем.
Всю дорогу молчу. Знаю, что бы сейчас не сказала, все будет фальшивым, приторно-вежливым. А лгать ему не хочется. Посматриваю на него временами. Спокойный, уверенный за рулем. Щетина на лице чуть отросла, делая его еще неотразимее. Хочется провести по ней пальцами, ощутить жесткие покалывания на коже.
Паркуемся в центре. В старом городе парковка запрещена — нам предстоит прогуляться, и я с детским восторгом оглядываюсь по сторонам. Улицы усыпаны снегом, бодро скрипящем под ногами. Зимняя иллюминация вокруг, витрины в новогодней тематике обставлены. Идем потихоньку, не спеша. Доходим до рождественской ярмарки на ратуше. Здесь пахнет глинтвейном и имбирными пряниками. Ароматы праздника повсюду. Макс берет меня за руку и нереальное ощущение волшебства бьет по всем органам чувств.
Наконец, мы подходим к Олд Ханса — ресторану в ганзейском стиле, гнездящемся в белом старинном здании. У входа нас встречает миловидная девушка, одетая в костюм средневековой крестьянки. Чуть замерзла бедненькая. Кутается в толстый бардовый плащ, гостеприимно провожает к столику, усаживает, снимая при этом табличку «зарезервировано». Внутри тепло, негромко звучит живая музыка, сильно напоминающая волынку. На дощатых столах горят свечи, создавая интимный полумрак. Глазею по сторонам, желая впитать в себя всю красоту этого места. Идеальное продолжение зимней сказки.
Заказываем еду, и я, наконец, расслабляюсь. Никуда не надо спешить и делать ничего больше не надо. Сиди себе, наслаждайся моментом в приятной компании! Макс обхватывает руками свечку, крутит ее осторожно, поглаживает. Признается неожиданно:
— Перед тем, как тебя пригласить, я поклялся твоему отцу вести себя пристойно. Но даже представить себе не мог, как тяжело будет выполнить это обещание.
В ответ на эти слова в душе взрываются фейерверки радости. Но тут же чувствую, как изнутри нарастает соблазн. Хочется почему-то его подразнить, на прочность проверить. Ладонями обхватываю его руки вокруг свечи и спрашиваю лукаво:
— А ты не забыл за спиной пальцы скрестить, когда обещание давал?
Печальная улыбка в ответ и отрицательный взмах головы.
— Жаль, — откидываюсь назад на стуле и с озорным задором смотрю на Макса. Переживания отошли куда-то и мне, наконец, становится с ним легко и уютно. Предлагаю:
— Поиграем в вопросы?
— Не люблю играть по правилам, — он с сомнением качает головой, переплетает перед собой пальцы, но все же интересуется:
— А что за игра?
— Мы будем откровенно отвечать на вопросы. По очереди. Если ты отвечаешь на мой вопрос, то я обязуюсь ответить на твой. В любой момент можно прервать игру. Можно я спрошу первая?
— Валяй, — отвечает он, скрестив руки на груди и выжидающе на меня смотрит.
— Ты же умный, успешный, привлекательный, — на этих словах Макс шутливо кланяется. — Разве не должна быть с тобой рядом какая-нибудь умница с модельной внешностью? Как такие парни, как ты, могут быть свободными? Да еще в самом сочном возрасте?
Рот его вдруг плотно сжимается, в глазах ни капли игривости не осталось. Серьезный, суровый становится. Неужели я что-то не то спросила? В груди леденеет, когда слышу:
— Моя жена умерла два года назад. От рака.
Между нами зависает молчание. Густое, холодное, тягостное. Чувство вины меня заполняет с головы до пят, парализует. Укоры совести болючими иголками впиваются. Доигралась! Молодец! Если что-то и не стоило сейчас спрашивать, так именно это!
— Соболезную, — тихо говорю. — Можешь меня спросить все, что хочешь. Только просто так, без игры. А то как-то играть расхотелось.
К тому моменту перед нами раскладывают тарелки с грибным супом, рульки свиные с капустой и какой-то кашей. И мы принимаемся за еду. Аппетит пропал, жую что-то механически, но больше в тарелке ковыряюсь. Мой собеседник молчит и я с тоской озираюсь по сторонам. Перемотать бы время на пять минут назад! Ни за что бы его об этом не спросила!
Макс вдруг меня удивляет внезапным вопросом:
— Почему ты выбрала архитектуру?
Глупо моргаю глазами.
— Откуда ты знаешь, где я учусь? — И тут же сама себе отвечаю, — Папа рассказал! Кто же еще!
Макс ухмыляется:
— Или я тебя в фейсбуке нашел.
Глядя на его улыбку, на сердце легчает. Отвечаю подробно, не спеша:
— Это случилось, когда мне пятнадцать лет было. Мы поехали с мамой к ее родне в Тбилиси. Зашли в храм Самеба. Атмосфера там особая. Возвышенная. Я ходила и глазела по сторонам, разинув рот. Красота вокруг сногсшибательная, словами непередаваемая! И мне вдруг стало очень плохо, обидно до ужаса, что этот храм построил кто-то другой. Не я. Представляешь? Я вышла оттуда и разревелась. Мне мама говорит: «Доченька, радуйся! Сегодня мы поняли, что ты станешь архитектором!» Она мне в тот день торт купила. Сказала, это великое счастье для человека — распознать свое предназначение. Потом мама мне репетиторов нанимала специально. По физике, математике. В изо отдала. Не потому, что я отставала от программы, нет! А для того, чтобы еще лучше освоила. Напитать меня хотела. В города меня разные возила с красивой архитектурой.
— Значит, ты избалованная девочка, — то ли спрашивает, то ли утверждает. — Я тут подумывал тебе Венецию показать, но кажется, ее тебе до меня показали.
Чувствую, как покрываюсь румянцем. Умеет же он меня в краску вогнать! Преодолеваю смущение и подсказываю между делом:
— Я еще в Египте не была, Макс. И в Индии. Мама считает, что настоящая архитектура в Европе возводилась. А мне так пирамиды давно хочется посмотреть! И Тадж Махал тоже.
На этих словах про Тадж Махал он опять мрачнеет. Готова выдернуть себе язык от досады! Ну надо же мне именно сейчас вспомнить про дворец, возведенный мужем в память своей любимой, почившей супруги. Вот балда! Мысленно даю себе увесистого леща. Безо всякого аппетита возвращаюсь к ужину. Лишь бы еда не пропала.
В этот момент к столику кто-то подходит и останавливается в двадцати сантиметрах от меня. Поднимаю лицо и встречаюсь с веселым взглядом знакомых серых глаз.
— Влад, — радостно вскрикиваю я. Подпрыгиваю, чуть стул не уронив, и бросаюсь ему в объятия. Тут же замечаю, что он не один. Рядом с ним стоит высокая красавица. Шикарные, каштановые волосы. Черты лица изысканные, утонченные, как у фарфоровой статуэтки. И фигурка отличная. Под паркой много не разглядишь, но, судя по ножкам, стройная, как лань.
— Познакомься, Мира, это Света.
Девушка мне кивает и я ошарашенно киваю ей в ответ. Сзади раздается деликатное покашливание. Оборачиваюсь и выдавливаю из себя:
— А это Макс, ребята. Прошу любить и жаловать!
Глава 6. Влад
Как только Мира вышла за дверь нашей комнаты, досчитал до десяти, глубоко руки в карманы засунул, чтобы не двинуть кое-кому по роже, подскочил к Сэму и осведомился, нависая над ним стеной: