Вокруг головы усатого сопляка виднелось большое черное, похоже, обгорелое, пятно. Десмонд хотел разглядеть его поближе, но медбратья уже накрыли тела простынями и унесли.
--Теперь ими займутся наши врачи и полиция колледжа,-продолжал седобородый и коротко хохотнул.-- Городская полиция сюда даже носа не осмеливается сунуть. А родственникам сообщат, что ребята переусердствовали с героином.
--А с этим не будет неприятностей?
--Иногда бывает. Появляются частные детективы, но надолго они здесь не задерживаются.
Десмонд развернулся и почти побежал прочь. Его решение окончательно сформулировалось. Вид трупов его потряс. Он вернется домой, помирится с мамочкой, продаст все книги, на которые потратил столько лет и денег, и больше никогда в жизни не напишет ни одного оккультного романа! Он только что заглянул смерти в лицо, и теперь, если он реализует свои пустые идиотские фантазии, которым давал волю только в порядке психотерапии, он увидит ее лицо. Мертвое. На это он не способен.
Когда он вернулся в свою комнату, телефон все еще звонил. Он подошел к нему, протянул руку к трубке, подержал какое-то время и снова убрал. Подходя к кровати, он заметил, что бутылка из-под кока-колы снова валяется на полу рядом с дыркой в плинтусе, которую затыкала. Он присел и прочно втиснул ее обратно. Бутылка тихонько задрожала в его руке, словно кто-то там, внутри, сопротивлялся.
Он уселся на продавленную койку и, достав из кармана пиджака блокнот, принялся по памяти зарисовывать пиктограммы из книги. Это заняло у него около получаса, так как память о них была еще свежа. А телефон все звонил.
Кто-то забарабанил в дверь кулаками и завопил:
--Я видел, как ты зашел! Подними эту проклятую трубку! Ответь или дай отбой! Или я тебе такое устрою!..
Он не ответил и даже не встал с кровати.
Одно из изображений, составлявших предложение, он пропустил. И сейчас нацеливался карандашом на тот пустой промежуток, где должен был изобразить очень толстую старуху. Да, сейчас она была уродливой глыбой жира, но когда-то именно она подарила ему жизнь и многие годы еще после этого была молодой и прекрасной. Когда умер отец, ей пришлось устроиться на работу, чтобы содержать дом и сына в том порядке, каковой она считала единственно правильным. Ей пришлось очень много работать, чтобы оплатить его учебу в колледже. И работу она оставила только после того, как он удачно продал два романа. После этого она стала болеть, но, как только он приводил в дом очередную кандидатку в жены, тут же выздоравливала.
Она любила его, но не способна была дать ему волю, а значит, ее любовь не была истинной. И он не мог от нее вырваться, а это означало, что, несмотря на все обиды, что-то внутри него любило цепь, на которую она его посадила. И вот однажды он все-таки решился сделать огромный шаг к своей свободе. Все делалось быстро и тайно. Он презирал себя за страх перед ней -- но что поделаешь, таков уж он был. Выносить это было выше его сил. И все же придется вернуться домой.
Он посмотрел на телефон, встал и снова опустился на кровать.
Что же делать? Покончить с собой? Он наконец освободится, а она наконец узнает, как он ненавидел ее. Он снова привстал, и тут телефон замолчал. Что ж, она дала ему короткую передышку. Но очень скоро примется названивать по-новой.
Он бросил взгляд на бутылку: та подрагивала, постепенно выползая из дыры. Кто-то там, за стеной, упорно пробивался наружу. Сколько раз уже он начинал искать выход и обнаруживал, что он перекрыт? Слишком, чрезмерно много раз -- могло подумать _это_ -- если у него только было чем думать. И все же оно отказывалось смириться, и, возможно, настанет день, когда оно раз и навсегда решит покончить с этой проблемой, убив того, кто был ее причиной.
Но если огромные размеры того, что ему мешает, его смутят, и оно потеряет мужество, то ему всю жизнь только и останется, что выпихивать бутылку, закрывающую выход. И...
Десмонд посмотрел на блокнот, и его охватила дрожь. Пробел в рисунке был заполнен. Там нарисован был Пконииф, и только сейчас, приглядевшись, он заметил, что великан имеет отдаленное сходство с его матерью.
Может, находясь в глубокой задумчивости, он нарисовал это машинально?
Или фигура на бумаге возникла сама собой?
Пока глаза его скользили по рисунку и он старательно произносил вслух слова этого давно умершего языка, что-то зашевелилось в его груди и стало расползаться по животу, ногам, заползло в горло, а потом в мозг. А в тот момент, когда он произнес имя Пкониифа, рисованная фигурка словно на секунду ожила, и великан взглянул с листа прямо ему в глаза.
Комната окуталась мраком, и финальные слова были произнесены. Десмонд встал, включил настольную лампу и пошел в крохотную запущенную ванную. Но зеркало отразило лицо не убийцы, а шестидесятилетнего мужчины, прошедшего суровые испытания и вовсе не уверенного в том, что они уже закончились.
Выходя из комнаты, он обнаружил бутылку из-под колы снова на полу, а дыра была открыта. Но то, что ее выпихнуло, очевидно, еще не было готово к тому, чтобы выйти.
Он вернулся много часов спустя, сильно пошатываясь, так как провел их в местном кабачке. Телефон звонил снова. Но, как он и ожидал, звонок был не от мамочки, хотя и из его родного города.
--Мистер Десмонд, это сержант Рурк из окружного полицейского участка Бусириса. Боюсь, у меня для вас плохие новости. Э-э... ваша мать несколько часов тому назад умерла от сердечного приступа.
Нет, от этого известия Десмонд не окаменел, он и так уже был весь из камня, даже рука, державшая трубку, и та тверже гранита. Однако где-то на бессознательном уровне он отметил, что голос сержанта звучит как-то странно.
--Сердечный приступ? Сердечный? Вы уверены?
Он тихо застонал. Его мамочка умерла своей смертью. Не надо было произносить никаких древних слов. Теперь, произнеся их впустую, он навеки загнал себя в ловушку. Однажды воспользовавшись ими, он отрезал себе все пути назад.
Но... если все же это только слова -- мертвые, как их язык; как истаявший звук после того, как они были произнесены -если они никоим образом не затронули подпространства, был ли он в таком случае связан с ними неведомой мыслью?
Может ли он теперь с чистой совестью обрести свободу? Сможет ли спокойно уйти отсюда, не опасаясь возмездия?
--Это было ужасно, мистер Десмонд. Совершенно невообразимая катастрофа. Ваша мать умерла во время разговора с своей соседкой миссис Самминз. Она-то и вызвала полицию и скорую. В дом зашло еще несколько соседей и вот тогда-то... Вдруг...-Казалось, у Рурка перехватило горло.-- Я тоже собирался туда войти, я уже поднялся на крыльцо, как вдруг это... это... -Он откашлялся и наконец выдавил из себя: -- Мой брат тоже был там, внутри. Трое соседей, два полицейских и двое санитаров со скорой были раздавлены насмерть, когда дом совершенно неожиданно рухнул.
Это выглядело так, словно на него опустиась гигантская ступня. Он развалился в шесть секунд. Меня тоже задело.
Десмонд поблагодарил его и сказал, что первым же самолетом вылетит в Бусирис.
Он рванулся к окну и распахнул его настежь, чтобы вдохнуть холодного ночного воздуха. Внизу, в свете уличного фонаря появилась тяжело опирающаяся на трость фигура Лайамона. Он поднял голову, и на его сером лице ярко сверкнули белые клыки.
Десмонд зарыдал. Но оплакивал он исключительно самого себя.