С южной стороны села имитировали массированную атаку наши СОБРы, ОМОНы и другие спецназеры. С западной – десантники, которые на мосту стоят. Ну а мы с севера долбили по этой деревне.
В Первомайском пожары затихли, и лишь обугленные остовы домов напоминали об утренней атаке. Где-то на обратной стороне села раздавалась вялая перестрелка.
– А сколько их там, наших-то? – спросил кто-то.
– Человек тридцать – сорок. А боевиков там триста – триста пятьдесят.
– Да. Несладко сейчас там нашим, – сказал гранатометчик-пулеметчик и стал опять неумело снаряжать пулеметную ленту патронами.
– Товарищ старшлейтнант, а тут патроны обычные, БЗТ, снайперские и трассирующие.
Их все подряд заряжать? – вдруг спросил он меня.
– Снайперские и бронебойно-зажигательные пока не трогай. А в ленту забивай два обычных патрона, а потом один трассирующий. Понял? Снайперские оставим для эсвэдэшника. Бронебойные – для следующего штурма, если он будет. Днем очень хорошо видно, куда бронебойно-зажигательные пули попадают. При попадании БЗТ дают маленькую вспышку. А трассерами хорошо ночью стрелять. Хоть видно будет, куда попадаешь. Пулемет-то без ночного прицела.
– А стрелять из него я буду? – спросил солдат.
– Ну конечно, – ответил я и добавил, – но под конец боя. У одного пулемета будет находиться старшлейтнант Гарин, а у другого буду я. Ты будешь подавать мне ленты, а потом и сам постреляешь.
– А кто же из РПГ-7 стрелять будет? – не унимался боец.
– А к нему пока нету выстрелов.
– А если привезут выстрелы?
– Вот когда привезут – тогда и спрашивай. А пока снаряжай ленты к одному пулемету. Можешь и ко второму ПКМу ленты доснарядить.
– Товарищ старшлейтенант, у меня уже мозоли на руках, – солдат показал красные ладони.
– Смотри, скоро и на языке мозоль появится. Говорун ты наш.
– В армии знаешь какое правило? – засмеялся Бычков. – Кто много разговаривает с начальством – тот потом много работает. Запомни это, сын-нок.
Уже начинало темнеть, когда меня вызвали к комбату. Оказалось, что позиции восьмого батальона, расположенные на левом фланге, из зарослей камыша обстреливает «блуждающий снайпер», вооруженный АКМ с ПБСом. И мне предстояло пойти и проверить эту информацию. Я молча выслушал приказание, вернулся к дневке за Бычковым, и вдвоем с ним мы нехотя поплелись за офицером 8 бата, который лично видел и слышал, как боевик стрелял по ним. За прошедший день мы вымотались, как черти, и идти в такую даль изза какого-то мифического боевика было неохота.
На «обстрелянных» позициях мы с Бычковым минут пять наблюдали в оптику за полем.
Лежавший рядом боец убежденно восклицал:
– Вон окопчик! Он из окопчика стрельнул. И в эту щель убежал. А пули прям над головой просвистели.
Перед нами на расстоянии ста метров был виадук, проложенный параллельно нашему валу. Только перед рубежом моей группы он возвышался на высоту полутора метров над землей, а здесь, на удалении километра, это «чудо-творение советской ирригации» представляло собой обычную канаву, заросшую камышом. Между валом и виадуком шумел небольшой островок камышовых зарослей, но за виадуком камыш стоял густой стеной. Было хорошо видно какое-то углубление в откосе канавы и щель в зарослях.
По знаку мы выскочили на внешнюю сторону вала и зигзагами, прикрывая друг друга при коротких перебежках, готовые стрелять по любому подозрительному предмету, быстро побежали к окопчику. Добежав до него и упав на землю, мы с Бычковым настороженно всматривались и вслушивались в надвигающихся сумерках. Потом осмотрели окоп. Это была небольшая воронка, скорее всего от подствольной гранаты ВОГ-25. Щель в камышах была обильно затянута прошлогодней паутиной, стебли камыша не были погнуты или повреждены, да и на сырой земле не было ничьих следов.
Оставалось лишь матюкнуться и вызвать к себе этих чудаков из восьмого бата. Они прискакали почти сразу, недоверчиво выслушали мои доводы и так же недоверчиво осмотрели местность. Они, конечно, кивали головами и соглашались, но было видно: в глубине души они убеждены, что этот боевик действительно существовал и стрелял по ним.
На обратном пути к валу мы с Бычковым решили попробовать поджечь осветительными ракетами небольшой островок камыша, росший на полпути к только что досмотренному окопчику. Мы достали по ракете и по сигналу выпустили их, направив в заросли.
Одна из ракет отрикошетила от земли и улетела в небо. Вторая же осталась лежать среди надломленных стеблей камыша, разбрасывая во все стороны красные искры.
Подбежав, мы наложили поверх горящего заряда пучок камыша, но он был сырой и не загорался. В случае удачного завершения этого эксперимента мы попытались бы поджечь и остальные камышовые заросли, где возможно укрывался боевик, но…
– Значит, не судьба… Пусть растет, – сказал я, и мы побежали к валу.
Когда мы вернулись на свою дневку, уже совсем стемнело. Наш оперативный офицер Гарин сидел у костра и прихлебывал чай из консервной банки.
– Ночные бинокли плохо работают. Если духи попрутся, можем прозевать. Менял батареи на биноклях – все без толку, – лениво потягиваясь, проговорил он.
– Может, перед валом гранаты на растяжку или мины поставить? – сказал я.
– Не знаю. Надо у комбата спросить, – ответил Стас. – Пойдем?
Комбат молча выслушал нас и отрицательно покачал головой:
– Если поставите мины, то кто их будет снимать? Завтра или послезавтра нам опять идти на штурм. Вдруг бойцы напорются.
– Я мины поставлю, я их и сниму, – сказал я. Хотел было добавить, что в прошлом году мне пришлось обезвреживать мину, к которой по всем инструкциям даже подходить запрещалось, но благоразумно промолчал.