Рассказывают, что последними словами камер-юнкера Рококо были: «Я сделал, что мог, пусть кто может сделает лучше»[224]. Но слишком часто знаменитостям приписывают исторические возгласы, которые им и в голову не приходили; притом Рококо не знал латыни. Пользуясь в нашем исследовании исключительно проверенными данными, можем удостоверить, что, испуская дух и в последний раз проплясав в воздухе ногами, камер-юнкер Рококо уже слабеющим голосом воскликнул:
— Вот это — гриб!
Московский подвижник
«…Согласно приказа Вашего превосходительства, негласным дознанием обнаружено: означенный Иван, Яковлев сын, прозванием Корейша, однако, подлинного пачпорта не имеет, из смоленских священнических детей, ныне местопребывание в московском Преображенском призрения безумных доме, будучи выслан за расстройство семейных дел необузданным пророчеством. В названном безумном доме проживая на казённом иждивении, почитается как бы святым, объявляя заранее о морозах, холере и предсказывая загодя войны, за что приносят ему в изобилии калачи, яблоки и нюхательный табак, причём либо сторожами, либо его сподручной бабой поставлены при входе три кружки для денег, дающие весьма обильный сбор. По расспросам, особо вредным не оказался, а напротив, исцеляет также от зубной боли и выдаёт записки для дальнейшего поведения нуждающих. В ихней палате премножество икон со свечами, где и принимает посетителей, преобладающе от купчих, которым пророчествует будто на латынском языке для меньшего понимания, тем действуя исцеляюще, как, например, одну особу ударил яблоками в область живота, доведя до обморока, после чего вставши отбыла домой в полном здоровье…»
Вся Москва знает о великом чудотворце Иване Яковлевиче, живущем в доме умалишённых. Лет ему то ли сорок, то ли все восемьдесят, угадать трудно, голова лыса, на лице скудные волосья бриты, а то и просто не растут, само лицо сально и грязно, глаза полусонны, нос сплюснут. Иван Яковлевич не моется и всё, что потребно, делает в постели. Ест всё, вплоть до щей, руками, а руки вытирает о рубашку и простыню. Случается, что встаёт и сидит в кресле, и тогда делается говорливым. Что он говорит — разобрать легко, а понять дано не всякому. Скажет, например: «Более гораздо квадратных лет ради Бога с его народами тружусь у печки на двух квадратных саженях», — что это значит и к чему сказано? Слова мудры, а постигнет далеко не всяк!
Слава Ивана Яковлевича прочна и неколебима. Чудеса его доказаны, предсказанья безошибочны, а если бывает ошибка, то не его вина: неправильно поняли предсказательское слово. Над каждым словом надо подумать и голову поломать. Барыня вдовая, заскучавши, вопросила Ивана Яковлевича: «Выйду ли опять замуж?» — а он в ответ: «Это хитрая штука в своей силе, что в рот носили». Полгода думала вдова над этими словами и не решалась, однако вышла замуж за коллежского советника и живёт счастливо, хотя муж и заика; всё надо понимать!
Машеньку Невзорову, среднего достатка дворянскую дочь, повезла маменька показать святому человеку Ивану Яковлевичу в безумный дом. Машеньке осьмнадцатый год, невеста в полном расцвете, из себя приятна, слегка курноса, щёчки пухлы, глазки отлично голубые и нигде никаких пороков, кроме того что в последние месяцы напала на Машеньку задумчивость: побегает, поболтает, да вдруг и задумается. «Что с тобой, о чём?» — «Да нет, маменька, ничего, я так просто!» И, однако, с лица сделалась бледнее и словно бы спала с тела. Между тем Машеньке заготовлен жених, солидный помещик и отставной майор, лет за сорок, мужчина в полном соку и блеске сил, партия счастливая и выгодная. Надо бы девушке цвести и радоваться, а вместо того бледнеет и впадает в думу.
Приехали в час полуденный и застали Ивана Яковлевича вставши и в кресле. По тёплому весеннему времени в комнате не продохнуть, но окна на задвижках. Правый угол и от него обе стены в образах, перед многими коптят лампадки, среди полу большой подсвечник накладного серебра с местной свечой, кругом гнёзда для малых свечек. У стены кровать, и от неё ли, от него ли самого дух тяжёлый, с воздуха прямо невыносимый.
224