— Цыц, он мой. Понятно?
— Да понятно-понятно, — подняв руки отходит Никифоров. — Но всё же…
— Умолкни.
Так, что делать? Как быть? Подойти? И что сказать? Но я ведь такая же. Я как и они свечусь. Я должна… Мне надо… Надо подготовиться.
С подготовкой проблем не возникает. Генерал командует отбой, все рассасываются. Все кроме Влада, он с начальством уходит в блиндаж.
Бегу к себе, сажусь на койку и достав из-под неё осколок зеркала смотрю на своё отражение. Которое, ну совсем не радует. Тощая, осунувшаяся, волосы пучками из под шапки. Зато глаза красивые, большие и зелёные. Но тем не менее, сравнится с красавицами Влада невозможно.
Убрав зеркало падаю на койку, поджимаю ноги и к своему огромному удивлению всхлипываю. Из глаз катятся слёзы. Внутри поднимается бессильная злоба.
— Ничего, вы ещё увидите. Я смогу. Я докажу. Я стану… Стану!
Тоже время. Влад.
По случаю маленькой победы, генерал устраивает большой праздник. У нас на троих по сто грамм спирта на каждого, банка тушёнки и хлеб видом своим больше напоминающий подошву сапога. Целая пачка папирос. Нда… Хотя…
— Ну, за победу, — вставая поднимает помятую кружку генерал.
— За победу, — вставая улыбаюсь.
Чокаемся, выпиваем, садимся. Закуриваю, смотрю на счастливого Быстрицкого.
— Товарищ генерал, я всё понимаю, но радоваться пока ещё рано.
— Понимаю, Владислав, понимаю. Но и ты пойми. В этом бою мы победили.
— В бою, а не в войне, — затигаваясь криво улыбаюсь. — Хотя вы знаете, у нас есть все шансы победить, да. И…
— Ну конечно! — наливая из фляги ещё по сто грамм восклицает Горчаков. — С вами…
— Пока ещё мы не с вами. Я, сам очень хочу… Хочу помочь победить, отпраздновать победу. Но тут всё зависит не от меня и не от вас, а от вашего руководства. Не подумайте, я не пытаюсь вас запугать, вы мне не враги. И уж тем более я не хочу уходить. Но… Если что-то пойдёт не так, я заберу семью и уйду.
— Так просто? — смотрит на меня Горчаков.
— Да, Денис Матвеевич, я не люблю усложнять. Поэтому скажу. Вы не мой народ, я ничего не должен русским и ничем им не обязан. Примите меня, получите многое. Нет… Если ваше руководство попытается качнуть права или не дай Тёмные Силы закрыть меня в лаборатории. Вы вместо друга, получите ещё одного врага. Да, я питаю к вам тёплые чувства, можно сказать вы мне как родные и я люблю всё советское. В первой жизни я рос на фильмах про войну, во второй сам вёл войска в атаку и на основе того что знаю о коммунизме строил свою Империю. В третьей я ничего не понимал и не помнил, но… В четвёртой я здесь. Но, от любви до ненависти один шаг. Вы знаете. Нет, я вас не пугаю. Можете считать это предупреждением. Потому что на опыты я не пойду и никого из своих не отдам.
— Владислав, — поправляя воротник кителя кивает Быстрицкий. — Ну мы же не фашисты чтобы над вами опыты ставить. Мы не изверги. Я понимаю, пропаганда. Советский союз, звери, нелюди. Невиновных по лагерям рассадили. Половина страны сидит, вторая половина охраняет. Это не так. Совсем не так. Мы боремся за жизнь. Зубами победу вырвать пытаемся. А сволочь разная, сидя в тылу, грабит и убивает, нажиться пытается. Вот они и едут в лагеря, штрафбаты и «Первопричину» добывать идут. А потому что никак по-другому. Народ голодает, сутками, месяцами, годами у станков по двадцать часов в сутки вкалывает. А кто-то, вот этих героев, в подворотне поджидает. С целью пырнуть ножом рабочую и паёк у неё отобрать. Паёк, Владислав. Котелок каши, пару ломтиков хлеба, кубик сахара ребятишкам. И вот сидят они, ребятишки, ждут мамку домой, а мамка в подворотне кровью истекает. А сволочь пырнувшая её, сидит и жрёт. Так как поступать с такими? Расстреливать на месте? Да мы бы с радостью. Но нельзя, приказ. Вот эту мразь не трогать, а в шахты отправлять. Сурово?
— Справедливо…
— Справедливо, — закуривая пожимает плечами генерал. — А все думают что жестоко. Нам надо всю эту мерзость в разряд людей переводить. А зачем? Чтобы повторили? Нет, Владислав, времена не те. Это до войны, на что-нибудь глаза бы закрыли. Сейчас нельзя. По поводу тебя. После того что вы сегодня показали, вас не на опыты, вас на руках носить будут. Вот увидишь. Я в этом нисколько не сомневаюсь. А теперь отставить пораженческие настроения! Соберись, красноармеец. Пей.