Выбрать главу

Белка закрыв глаза хмурится. Марта кричит громче, разрывая кожу о полосы металла пытается вырваться.

Все они стоят и молча смотрят на неё. Крики жертвы их не трогают. В глазах их ярость и злоба. Ни капли сострадания. И это страшно…

Крики Марты переходят в стоны. Она хрипит, дёргается, открывает рот и выплёвывает парящую воду. Живот её ходит ходуном, раздувается и наконец лопается.

Белка бросает шнур, рыдая убегает к двери и скрывается там. Через несколько секунд возвращается, с большой банкой в руках, садится на пол и раскачиваясь поёт колыбельную.

— Что с ней? — видя что все готовы расплакаться спрашиваю.

Ответа нет, поэтому иду к Белке, наклоняюсь и с ужасом вижу в банке ребёнка.

— Мама…

— Я этого слова так и не услышала, — продолжая раскачиваться монотонно произносит Белка. — И благодаря этой мерзости, увы не услышу.

— Новорождённый…

— Нет! — поставив банку вскакивает Белка. — Он даже родиться не успел! Эта сука вырезала его из меня и убила! Жалеешь её? Считаешь нас жестокими? У меня есть право быть жестокой. У меня есть цель. И я не успокоюсь пока последняя фашистская гнида не сдохнет. Старики, женщины, дети, все кто хоть как-то им сочувствует, все кто закрывал на это глаза, я уничтожу всех. И пока я их не уничтожу, моя месть не свершится. Мне плевать на всё, я пойду до конца. Я…

Белка всхлипывая оседает на пол, целует банку, поднимается и уходит к Владу. Утыкается лицом ему в грудь и горько плачет. Так жалобно что даже у Горчакова слёзы на глазах наворачиваются.

— Мы отомстим, — обнимая Белку шепчет Влад. — Обязательно. А теперь… Херр Нойманн. Ну что же вы там стоите? Подползайте.

— Владислав, меня заставили. Я…

— Мариша, он твой…

Маришка тут же свирепеет. Двумя ударами укладывает Нойманна на пол, срывает с него одежду и поставив на четвереньки пробивает в бок. Пока он пытаясь отдышаться хватает ртом воздух, Мариша уходит к столу, берёт шипованную дубинку и улыбаясь возвращается. Пинает Нойманна в живот, укладывает лицом вниз, садится на него, поднимает дубинку…

Слышится треск разрываемого мяса. Вой Ноймана и…

— Нравится тварь? — двигая дубинку спрашивает Маришка и вместе с этим бьёт его в бок. — Ноавится?! Кричи громче падаль. Кричи! Что, тварь, больно. Я тебя наизнанку выверну.

Рука Маришки становится прозрачной, теряет форму и удлиняется. Проникает в рот Нойманна и тут… Закрываю глаза, видеть подобное не хочу. Закрыть уши не получается, даже зажав их ладонями, я слышу хрипы, хлюпанье, треск разрываемого мяса и хруст костей.

— Легко отделался, — шипит Маришка. — Сорвалась.

Открываю глаза и вижу что она на самом деле вывернула его. Причём даже в таком состоянии, Нойманн жив сердце бьётся, лёгкие питаются сжиматься. В глазу на изуродованной голове, видно безумие… Двоих врачей, которые пытались спрятаться... Одного держит в пузыре Роза и глядя как его раздувает улыбается. Второго хихикая медленно поджаривают близнецы...

— Собираем документы, — командует Влад. — Пора убираться.

Пока все потрошат столы и шкафы, закуриваю и смотрю на растерянного Горчакова. Который…

— Товарищ капитан.

— Нестерова, не надо. Я против таких поступков. Но… Ты не знаешь что творится в лагерях. Прости, но рассказывать я пока не в состоянии.

— Я не об этом. Как уходить будем? Нас теперь больше. С нами несколько сотен узников.

— Что-нибудь придумаем, — отвечает за него Влад. — О! Нихрена себе. Моё дело. Так я целый сержант. Мне на самом деле аж целых двадцать два. Сирота. Интересно откуда у Марты эти документы? Печати то советские. А тут на фото я посимпатичнее буду.

— За то я страхолюдина, — показывая свою папку морщится Роза. — Лысая, тощая как скелет. Фу…

— Интересные они существа, — вздыхает Горчаков.

Настолько интересные, что меня с новой силой тянет к Владу. Мне хочется поговорить с ним. Неважно о чём, просто…

Поговорить не получается, начинается спешка. Сборы и подготовка к отходу. Потому как в шахтах под лагерем бомба, которая через восемь часов превратится нас в пар.

В спешке собираются продукты, медикаменты, тёплая одежда для узников. Всё это выносится наружу. Влад толкает речь, о том что советы своих не бросают. Но тут… Освобождённые мгновенно делятся на три группы.