Две сотни искренне радуются. Готовы бежать к нашим, брать оружие и уничтожать немцев. Ещё две сотни, заявляют что Владу не верят. Триста человек сразу, спрашивают нахрена Влад полез к ним и всё разрушил. Мол жили себе спокойно, работали.
От этого Влад теряется и заикаясь отступает назад. Пытается объяснить ситуацию, просит успокоиться, зовёт всех с нами, но тут…
— Я с тобой, уродом, никуда не пойду, — выходит вперёд мужичок. — Ни с тобой, ни с твоими фашистскими подстилками.
— За языком следи, — угрожающе рычит Влад.
— А ты мне рот не затыкай. От тебя одни беды. Живём, работаем, а ты со своими проститутками всё портишь. Нас за это убивают. Тебе то хорошо, а нам как быть? Обратно вернуться? Так не для этого мы уходили.
— Вы для них мусор, — рычит Влад.
— А для советской власти нет? Союзу и так конец, Германия победит. Если уйдём, нас в другой лагерь загонят. А так… Увидят что мы нормальные и пожалеют.
— Серёга, — поворачивается к Лазареву Влад. — Сколько у нас?
— Четыре часа, бежать пора. Чем дальше тем лучше. Как минимум километров за десять.
— Хорошо. Значит слушаем меня. Кто хочет домой, идите сюда. Остальные не моя проблема. Мы уйдём…
— Вот и иди. И шалав своих…
Договорить он не успевает, Влад создаёт в руке иглу и метает её в голову крикуна. Фыркает глядя на дёргающееся тело и повторят своё предложение. Соглашаются по прежнему две сотни. Немного мужчин, женщины и совсем дети. Есть вообще карапузы лет шести.
Для них подгоняем четыре грузовика, грузим всех их, туда же идут продукты, медикаменты и одеяла. Остальные заключённые, те кто остался, рассасываются по баракам или уходят под землю.
— Почему так?
— Не знаю, — разводит руками Горчаков. — Не знаю. Чем они руководствуются?
— Надеждой и страхом, — подлетает к нам Серафина. — Я не судья и судить права не имею. Но я вижу мысли людей. И вот у оставшихся. Они как виноваты, так и нет. Заводилами как всегда выступают предатели, доносчики, бандиты. И идиоты, которые существуют на правах грязи под ботинками, но думают что в Германии лучше. Что когда немцы победят, жизнь для них наладится. Остальные, тупое и легковерное стадо дрожащих от страха малодушных тварей. Можете мне не верить, но то что они остались к лучшему.
— Как легко вы судите, Серафина Яровна, — качает головой Горчаков.
— Потому что могу. Я вижу мысли, планы на будущее, воспоминания о прошлом. Человек для меня как открытая книга.
— И мы?
— То что вы живы, — улыбается Преображенская. — Говорит о том, что вы понравились Владу. Глава нашей долбанутой семьи, после того как я передала ему всё о вас, решил что вы умные и адекватные. Именно поэтому, вы сейчас здесь, а не в виде трупов там. Вам всё понятно?
— Обмануть вас нереально?
— А-ха-ха! Ну конечно же нет. А ещё, у нас нет жалости. Ни к кому. Не забывайте об этом. Мы ценим умных, справедливых, смелых, и ненавидим трусов, предателей и фашистов. Мы уважаем коммунизм. Поверьте мне, у нас похожие цели. А теперь, собирайтесь. Скоро нам надо будет со всех ног мчать отсюда. Сейчас, как только Влад закончит, мы дадим по тапкам. Не отстаньте.
Серафина улыбаясь улетает. Переглядываемся и идём поближе к машинам. Где видим нечто странное. Грузовики уже без колёс. Вместо них, Влад создаёт широкие лыжи. Как поедем непонятно, но…
— Горчаков, Нестерова, — закончив с машинами и связав их толстенными металлическими кругляками на подобии ж/д состава машет нам рукой Влад. — В машину, быстро. Будете дорогу показывать.
Ничего не спрашивая грузимся в кабину. В зеркало заднего вида наблюдаю как наши бойцы и семья Влада помогают забраться узникам, как вдруг машина резко срывается с места и буквально летит через лес.
— К-как мы так едем? Мы даже двигатель не запустили, — мямлит Горчаков.
— Это я толкаю машины, — кивает Влад. — По дорогам не проехать, пойдём окольными путями. Направление показывайте!
Горчаков достаёт карту и компас, смотрит, протирает глаза… Стрелка компаса указывает на Влада. И тут я всё понимаю. Мы пришли к лагерю, не потому что заблудились, а потому что Влад…
— Серафина, веди нас, с этих толку мало.
Нда… А Влад нервничает. Поглядывает в зеркало. Интересно, как можно толкать машину сидя в кабине? Хотя, Маришка себя в воду превращает, Белка в молнию. У деда раздвоение личности.
Едем молча, к нашему ужасу выруливаем на дорогу и мчим по ней. Не успеваю ничего сказать, как у дороги замечаю патруль. Однако, солдаты даже не пытаются остановить нас. Вместо этого они вытягиваются и поднимают руки. Влад на это высовывается в окно, показывает жест через локоть и кривясь садится обратно. Фыркая закуривает…