Мертваго Д. Несколько слов в воспоминание Воина Андреевича Римского-Корсакова, контр-адмирала, начальника Морского училища. — "Морской сборник", 1872, № 3.
Римский-Корсаков В.А. О морском воспитании. — "Морской сборник", 1860, № 7.
Римский-Корсаков В.А. Случаи и заметки на винтовой шхуне "Восток". — "Морской сборник", 1858, № 5, 6 и 12.
(Римский-Корсаков В.А.) Из дневника В.А. Римского-Корсакова. — "Морской сборник", 1895, № 10, 11, 12; 1896, № 1, 2, 5, 6, 9.
Римский-Корсаков В.А. Балтика — Амур. Повествование в письмах о плаваниях, приключениях и размышлениях командира шхуны "Восток". Хабаровск, 1980.
Римский-Корсаков Н.А. Летопись моей музыкальной жизни. М., 1955.
А. ДЕРЕВЯННО
АЛЕКСЕЙ ПАВЛОВИЧ ОКЛАДНИКОВ
Первый раз встретиться с Алексеем Павловичем Окладниковым мне довелось в 1961 году. Многие начинающие археологи мечтали попасть в экспедиции к известному ученому, и когда нас — троих студентов Благовещенского педагогического института — пригласили в комитет комсомола и спросили, хотим ли мы работать в руководимой им экспедиции, мы сразу же дали согласие, а затем с нетерпением стали ждать его приезда. Хорошо помню 2 сентября. В кабинете директора краеведческого музея — небольшой сумрачной комнате, выходящей окнами в сквер, заросший кленами и тополями, отдыхал, укрывшись спальным мешком, Окладников. Когда мы вошли, он быстро встал, тепло, с мягкой улыбкой поздоровался, и сразу началась беседа.
Прошло много лет. Мне посчастливилось работать с Алексеем Павловичем в Сибири, на Дальнем Востоке, Курилах, Сахалине, в Средней Азии, Монголии, Корее, на Аляске и Алеутских островах. Но первую встречу память хранит ярко и бережно.
Как только таял снег и прилетали первые вестники весны — грачи, начинались сборы в экспедиции. И уже ничто не в состоянии было удержать Алексея Павловича в кабинете. Человек, привыкший к путешествиям, он стремится быстрее выехать из города, пройти еще не пройденными маршрутами, после трудного дня полюбоваться закатным небом, погреть озябшие руки у костра, выпить чашку крепкого чая, заваренного духмяными степными травами, послушать шепот ярких звезд, а утром, поднявшись вместе с первыми лучами солнца, разжечь потухший за ночь костер. С раннего утра до позднего вечера на машине, моторной лодке, пешком он с удивительным упорством, преодолевая трудности и неустроенность быта, стремится попасть в новые, еще не обследованные места.
Нещадное солнце, противный моросящий дождь, тучи комаров, гнуса, непролазная тайга — таковы привычные для археолога условия его работы. Но зато как радостно бьется сердце, когда наконец удается открыть новый памятник прошлого, уводящего исследователя в манящую глубину давно ушедших времен и эпох. Ведь это — страница, а может быть, и глава в летописи человечества. Но ее нужно еще прочитать. И начинаются раскопки, которые с каждым новым ударом лопаты археолога открывают безмерную сокровищницу знаний о нашем прошлом.
…Неуемный дух предков Окладникова — звероловов, охотников и следопытов ленской тайги — прекрасно перевоплотился в нем в ценнейшее качество ученого-археолога — открывателя и исследователя древних культур обширнейшего региона Азии. Вся жизнь его — неустанная работа в поле, камеральной лаборатории, за письменным столом. И он любил и ценил в жизни именно работу, возможность каждую минуту узнавать и создавать новое.
Родился Окладников 3 октября 1908 года в небольшой деревушке Тыпте, надежно упрятанной среди тайги в верховьях Лены, в семье сельского учителя. Долгими зимними вечерами он мог часами слушать рассказы своей бабушки. В железном светце трепетал огонек лучины, освещая только огромную русскую печь, а по углам жались косматые тени. Слушая старинные сказки, народные предания, легенды, он уносился в своих мыслях добывать вместе с Иванушкой-дурачком Свинку Золотую Щетинку, Утку Золотые Перышки и Оленя Золотые Рога. Позднее в одной из своих ярких и увлекательных книг, "Олень Золотые Рога", Окладников напишет: "Много лет спустя, когда бабушка давно уже спала на деревенском погосте, мне снова встретились в сборнике Афанасьева сказки о чудесном олене с золотыми рогами. А еще позднее, когда начались мои путешествия по Центральной Азии, передо мной вновь появился романтический образ Оленя Золотые Рога. Он пришел в своем быстром беге от причерноморских скифов к их восточным сородичам, азиатским скифам-сакам, поднялся на высоты Памира, а оттуда отправился в далекие монгольские степи. Я снова встретил скифского солнечного оленя на Оленних камнях и на скалах святилища бронзового века в Их-Алыке на Толе.
С тем же сказочным оленем-солнцем мы не раз встречались и в сибирской тайге, и в тундре. Погоня за Оленем Золотые Рога привела меня и на берега Амура, где, однако, рядом с ним оказались совершенно новые образы и невиданные ранее сюжеты древних наскальных изображений, В них раскрывался совершенно новый мир художественной фантазии и своеобразных мифов, так же непохожих на мировоззрение и эстетические каноны степных племен Азии, как непохожа и природа этой области, овеваемая страстным дыханием муссонов и тайфунов Восточной Азии, на природу сибирской тайги и степей Монголии.
Оказалось, что рядом друг с другом тысячелетиями развивались и складывались большие миры древнего искусства, каждый из которых вносил в художественное развитие человечества свой собственный оригинальный и неповторимый вклад".
Многое взял Окладников от своих предков, с риском для жизни добывавших пропитание в тайге. Главное же — неукротимую страсть к путешествиям, силу духа, неутомимость и непритязательность — качества, столь необходимые в любой экспедиции. Позднее академик часто вспоминал о своем детстве:
"Вижу как сейчас: в караулке школы, где моя мать, жена учителя, была сторожихой, я таскал вязанками дрова в ненасытные школьные печи, а за столом сидели усатые мадьяры с саблями. Это были интернационалисты, наши защитники. Мы поили их кирпичным чаем и кормили шаньгами.
Я помню, как мать моя за уши вытаскивала меня, тринадцатилетнего парнишку, из комсомольской ячейки. Бандиты по ночам стреляли в упор из обрезов по коммунистам и чоновцам. А голодные и оборванные люди — коммунисты 20-30-х годов — строили новую деревню, новую жизнь.
Мне не забыть и то, как плакала моя мать на чужом, кулацком поле о своей вдовьей судьбе. И совсем еще недавно на руке у меня один ноготь рос не так, как остальные: по нему прошлись зубья серпа (не все теперь знают, каково было жать серпом ломкий ячмень, нагибаясь до самой земли от восхода и до захода солнца)".
Многие черты матери, простой русской женщины, унаследовал сын. И прежде всего — доброту души и хорошее отношение к людям. После долгих экспедиций в Монголии или по Байкалу мы часто приезжали в Иркутск, где жила она в небольшой однокомнатной квартире со своей дочерью Зоей Павловной. Для каждого из нас, пропыленных и усталых, находилось приветливое слово, теплая улыбка и стакан горячего чая. С особой материнской любовью она долго разглядывала (уже в те годы у нее начали сдавать глаза) сына, расспрашивала его о делах. И сколько ласки звучало в ее голосе, когда она говорила: "Алеша", как-то особенно, по-матерински, произнося это имя.
Школьные годы будущего ученого прошли вначале в селе Бирюльском Качугского района, а затем в селе Анге. В школе Алексей пристрастился к чтению. Больше всего ему нравились книги по истории, и постепенно им полностью завладел интерес к прошлому народов.
Окладников вспоминал, что одной из первых книг, купленных в его жизни, была книга знаменитого ученого Михаила Ивановича Ростовцева о раскопках на юге России. Ее он читал много раз с увлечением. В школьном библиотечном шкафу оказались "Илиада" и "Одиссея". Гомеровский эпос потрясал красочностью описания нравов и обычаев древних греков. Алеша мог часами перечитывать чарующие строки о Гекторе и Ахиллесе, о Елене Прекрасной, Агамемноне и многих других героях греческих преданий. Лучина догорала, и не вечерние сумерки — ночная мгла вползала в маленькую комнату, а мальчик продолжал путешествие вместе с Одиссеем по бурному Эгейскому морю…