В разговоре с другом, в расспросах о Лене Федот окончательно убедился, что опоздал с торговлей в Ленском остроге и тех прибылей, которых ждал, не получит. Темнело. Семен поднялся, достал с полки смолистую лучину, закрепил над ушатом, почиркав кремешком по железной полоске, раздул трут и зажег огонь.
— Говорят, собираешься в Ленский? — разглядывая широкую спину товарища, осторожно спросил Федот.
— Собираюсь, — коротко ответил Семен. — Может быть, с тобой и уплыву.
— А что там?
— Семейка Чертов, енисейский казак, объявил против меня и Пильникова «слово и дело»!
— За что?
— Говорил нам, что сено у него забрали хабаровские работные. Требовал сыска. Но сено не они взяли, а воеводские служилые. Я Черту сказал: езжай к воеводам, ищи управу. А он собрал против меня все, что мог слышать и придумать по своей догадке… Отбрешусь! — буркнул в бороду. — А нет, так я за нынешнюю службу не держусь.
— Мишка Стадухин плывет со мной до Ленского. Добился-таки управы на бывшего приказного, — с намеком на разный исход таких дел взглянул на друга Федот.
— Слыхал! — Снова сел за стол Семен. — И Ходырева, и атамана Копылова повезли для сыска. С Копыловым Ивашка Москвитин ходил на Алдан. И пропал там с красноярскими казаками. Атаман говорил, будто отправил его с людьми через горы к Ламе. Прошлый год от тунгусов был слух, будто казаки на Ламе собирают ясак на государя. Даст Бог, вернется. — Помолчав, Семен шлепнул широкой ладонью по колену: — А что? С тобой и уплыву. Ночуй, завтра решим… Могу дать совет! Один из кочей чем-то не приглянулся воеводам, они его оставили Пильникову, а приказному нужны струги, он с радостью поменяет коч на твои. Ниже Витима лес худой, если надумаешь плыть к морю, то в Ленском острожке кочишко будешь покупать втридорога. Так что подумай!
На другой день Федот Попов поменял три своих струга на восьмисаженный крытый палубой коч с двумя мачтами и шестью парами уключин. Обозные люди грузили в него товары с пожитками, хлебный и соляной припас, а Михей Стадухин артачился:
— Да это же тяжелая кочмара *(двух — трехмачтовое плоскодонное поморское судно до тридцати пяти метров длиной). Ладно бы струги, а ее я не возьмусь вести по Лене. Нанимайте бывальца.
— Ты же не раз ходил и вниз и вверх?! — удивился его отказу Федот Попов.
— Я и сам по этой реке плавал, правда, много лет назад.
— То-то и оно, что много лет! — укоризненно мотнул головой казак. — Коварная река. В иных местах против свального течения на стругах не выгрести, куда уж на кочмаре. Стрежень каждый год меняется, я не помню правильный путь, и бурлаки больше бахвалятся, чем знают. Занесет в протоку, неделями будем выбираться. — И предложил: — Здесь, на Куте, есть один верный человек, который каждый год водит суда вверх-вниз. Всякий раз собирается вернуться на Русь, нынче опять запоздал. Он путь знает.
Федот подумал, что казак хочет помочь приятелю вернуться в Ленский острог и при этом заработать, но Михей, словно угадав его мысли, досадливо обронил:
— Лучше я дам тебе кабалу на заемную полтину, чем посажу кочмару на мель.
Вскоре он привел к приказчикам хмурого промышленного человека с нечесаной бородой в пояс. Бывалец явно пропился и смущался своего вида, но цену за работу просил непомерную. Михей Стадухин его же и осадил, взывая к совести. Поторговавшись, ударили по рукам. Задатка бурлак не просил, это понравилось приказчику. Коч и струг, отчалив от казенного причала, закачались на быстром течении Лены. Федот, вздыхая о былом, высматривал переменившиеся берега реки. Его взгляды то и дело натыкались на следы бечевника, станы, торчавшие из земли остовы разбитых стругов. Река была не той, какую он помнил. Течение воды то замирало, как в старице, то неслось с такой скоростью, что некогда было оглядываться по сторонам. Федот чесал затылок и удивлялся тому, как все стало непросто или как прямил Господь его ватажке в давние годы.
Через пару дней долгобородый передовщик бурлаков пришел в себя. Морщины на его лице разгладились, мешки под глазами опали. Он сутками стоял на рулевом колесе коча, зычно кричал, когда надо было ставить парус или выгребать своей силой. Пособный ветер дул ночами и, порой, до полудня. Пока он не стихал, нанятый кормщик маячил на коче, затем, при противном ветре, когда суда еле двигались, передавал управление Михею Стадухину, натягивал на лицо сетку из конских волос и ложился спать на корме. Между тем среди островов и проток реки несколько раз плутал и сам передовщик бурлаков, при явном мастерстве пару раз сажал коч на мели, но при этом удачно снимался с них. В Ленский острог спешили все, а кормщик, судя по радению, больше всех.