— Как тебе на новом месте, при новых воеводах? — насмешливо спросил его казак.
Бывший олекминский таможенный голова равнодушно взглянул на него, вздохнул и, не ответив, отвел глаза. Досмотр был произведен быстро. Приказчики в пути не торговали и потому оплатили только пошлину за прибытие.
— Ярко Хабаров обогнал нас. Прибыл ли? — вкрадчиво спросил таможенного Федот Попов.
— Прибыл! — снова со вздохом ответил сын боярский. — Уже сидит на цепи в старой казенке! — Хмуря брови, пояснил: — Матерно лаял нового воеводу. — По лицу и по словам таможенника непонятно было, осуждает он Хабарова или одобряет.
Федот отметил это про себя и подумал, что надо бы дать ему подарок в почесть, хоть тот и не делал никаких поблажек. Усовские приказчики подписались под описью, целовальник сунул перо за ухо и заткнул чернильницу, болтавшуюся на поясе в кожаном мешочке. Дружина Трубников, будто угадав мысли Федота, сказал:
— К главному воеводе не попадете. Занят! Идите на поклон к Матвею Богдановичу Глебову. С ним и говорить проще. — Вымученно улыбнулся, невольно выдавая какие-то свои тяготы.
Острог был непомерно мал для людей, прибывших этим летом. Часть тына они уже разобрали. В десяти саженях от него рубили новую проездную башню, ставили стену из здешней сучковатой и приземистой сосны. Неподалек, за старым почерневшим тыном, курились дымы юрт, балаганов и землянок. Всюду деловито сновали люди, все были чем-то заняты. Лука Сиверов ушел на гостиный двор присмотреться к торгу. Михей Стадухин отправился в острог. При судах остались своеуженники и Емеля Степанов. Федот с Семеном Шелковниковым пошли на поклон к воеводе Глебову. В съезжей избе его не оказалось, а беспокоить стольника на дому, где он остановился, прибывшие не решились. Дьяк и письменные головы тоже были заняты и не приняли их.
Рядом со съезжей избой стучали топорами странного вида плотники, делали прируб из сырого леса. Лица их были изнурены, рубахи не опоясаны. В стороне бездельничал казак при сабле.
— Арестанты! — догадался Федот и указал на них Семену.
Тот вдруг остановился посреди узкого прохода, перегородив его широкими плечами, уставился на стоявшего к нему спиной. Окликнул:
— Ивашка, что ли?
Плотничавший невольник обернулся на голос обветренным, посеченным глубокими морщинами лицом. Семен взревел как медведь и стал тискать его в объятьях. Федот не сразу понял, кого он облапил. Скучавший рябой охранник повеселевшими глазами наблюдал за встречей друзей, жевал лиственничную смолу, не мешая чужой радости, не двигался с места.
— Дай поговорить с родней! — обернулся к нему Семен, заслонив спиной Ивашку Москвитина. Теперь старого дружка обнимал Федот.
С радостным лицом он вынул из кармана пару алтын, протянул охраннику. Тот взглянул на монеты и добродушно рассмеялся:
— Не в Енисейском! Здесь за такие деньги ничего не купишь.
— Дай гривенный! — подсказал Семен.
Москвитин подобрал шапку и зипун.
— Пойдем к стругам! — потянул его к реке Семен.
Охранник поднялся, опираясь на суковатый черенок, прихрамывая, шагнул к узнику, подал ему кушак.
— Не бойся, не сбежит! — буркнул Семен. — К вечеру вернется.
— Да куда бежать-то? — рассмеялся рябой казак и взялся за топор, оставленный Иваном.
— Сказывали, ты с Копыловым уходил? — не дав прийти в себя товарищу, на ходу расспрашивал его Семен. А сам тащил друга под руку, да так быстро, что тот едва успевал переставлять ноги. — Как под стражей-то оказался?
— А в награду! — сипло ответил Иван. — Митька Копылов с Парфенкой Ходыревым тоже под стражей, но их кормят.
— Голодный, поди? — посочувствовал Федот.
— Не был бы голодным — не махал бы топором! — неприветливо огрызнулся Москвитин и устыдился: — Прости, Христа ради! Обида сердце гложет. — Посыпались из него торопливые слова: — На Алдане напал на нас Парфен Ходырев. Побил десятника Петрова с его людьми. А Митька-атаман не велел нам воевать со своими, и пошли мы вверх по реке. Потом Копылов приказал мне принять два десятка томских служилых и с красноярцами идти за горы к океану-морю, про которое слышали от ламут. Ну, и шли вверх по Мае, переволоклись через хребет в верховья Ульи, сплыли до моря, в устье срубили зимовье. Рыбы там, что плавника…
— Погоди! — остановил разговорившегося друга Федот. — Расскажешь на месте, а то наши, обозные, умучают расспросами.