— Ты чего орешь? — Подошедшие друзья подняли его с пола. — Может посмотрим, что там за дверью?
Максим развернулся в сторону, куда удрал противный человечек, но длинного коридора там уже не наблюдалось. Там были широкие ворота с потолка до пола украшенные нарисованными золотыми павлинами.
Тяжелые створки начали медленно со скрипом отворяться. Воздух наполнил тонкий аромат сладких французских духов вперемешку с запахом жареного мяса. В огромном зале с высокими мозаичными окнами и весьма вполне возможно дорогими коврами на стенах и полу, всюду стояли столы и маленькие столики. Там были всевозможные блюда на широких тарелках и вино в высоких и плоских графинах. Также повсюду были разбросаны типа золотые, светящиеся изнутри монеты размером с обычный блин с цифрой 1 на обеих сторонах. У самых ворот стояли три пустые продуктовые тележки из супермаркета.
— Похоже на игрушку «доктор Марио». — Алекс обеими руками поднял с пола монету. — Да они совсем ничего не весят, шарики мать их. — И положил монету в тележку.
— Что-то я не помню там в игрущке ковров. — Димыч уже оторвал ножку от запеченного гуся и, звучно чавкая, обгладывал с неё мясо. — Там какие-то квадраты и ловушки были. — Он оторвал вторую ножку.
— За чей счет банкет? — Максим вернув ботинок на ногу попробовал поднять кувшин, но он казался намертво приклеенным к столу. — Что за черт?
— А ты по нему монеткой стукни. — Сказал Димыч с набитым ртом. — По любви только хорошая погода, всё остальное за деньги.
Алекс тем временем бегал по залу и собирал монеты в тележку.
— Нам немного оставь. — Димыч крикнул, но не отошел от стола.
Максим удивленно пощупал свою сухую чистую одежду, потрогал сухую одежду Димыча, вздохнул и начал сначала несколько настороженно собирать деньги, но глядя на своего расторопного друга, тоже начал ускоряться. Тут же с куском мяса в руке к ним присоединился Димыч.
Последние десятки монет оставались прямо под высоким потолком. Собранные в виде люстры, они слегка покачивались, сверкая золотыми ребрами. Мужчины попытались сбить их другими монетами, но те только прилипали к остальным монетам, делая люстру еще больше. Всё остальное (снятое со столов за монеты) попросту исчезало едва касаясь люстры.
— Это как в старом анекдоте. Хули думать ― трясти надо. — Димыч попытался сдвинуть стол. Но он был словно забетонирован в пол.
Максим, почесав тыковку, взгромоздился на тележку, пробуя дотянуться до самых нижних монет, но тележка под его весом неожиданно переломилась, приглашая мужчину полежать-расслабиться на холодном полу без коврового покрытия именно в этом месте. — А может и надо немного подумать. — Продолжил Максим, поднимаясь и потирая ушибленный зад.
4
— Добро пожаловать, гости дорогие, в наш гостеприимный дом любви и наслаждений. — Из-за невесть откуда взявшейся стойки, выглядывал злыдень Пасюк без шляпы, но при галстуке, того же приятного зеленого цвета. — Здесь реализуется любой каприз, разумеется, за ваши деньги.
Красивые длинноногие девушки в дорогих вечерних платьях на высоких каблуках дружной толпой выходили из открытых ворот. Все как на подбор: длинные распущенные волосы, красивыми локонами спадающими на роскошный бюст.
— Эй, вертлявый, сколько насобирал? — Он ткнул пальцем в направлении Алекса. — Ах, какой молодца. Выбирай любую.
— Совсем любую? — Алекс во все глаза пялился на роскошную темнокожую блондинку, стоящую в конце второго ряда справа. — Ее.
Блондинка так искренне улыбнулась, словно наследный принц позвал ее замуж. Взяла зардевшегося парня за руку и повела его в глубь зала, где случайно по случаю, оказались шатры с шелковыми занавесями. Димыч начал препираться со злыднем насчет конфиденциальности и тому подобное. Вскоре дискуссия переросла в жаркий спор по поводу налогообложения и товарооборота.
Максим заметил за толпой девиц одиноко стоявшую девушку в простом ситцевом сарафане до колен, в легких сандалиях. Она была также длинноногая и с добротным бюстом и с густыми светлыми волосами, и с большими голубыми, почти синими глазами. И что-то неуловимое делало ее образ таким свежим и невинным и в то же время очень желанным, что Максим недовольно поправил подол своего свитера, прикрывающего ту часть его брюк, что скрывала самую дорогую мелочь мужчины.