«О состоянии Камчатки трудно вообще сказать, недостатки ли ее больше, или важнее преимущества. Что она безхлебное место, не скотное, что великим опасностям от частых земли трясений и наводнений подвержено, что большая часть времени проходит там в неспокойных погодах, и что, напоследок, одно почти там увеселение — смотреть на превысокие и нетающие, снегом покрытые горы или, живучи при море, слушать шуму морского волнения и, глядя на разных морских животных, примечать нравы их и взаимную вражду и дружбу: то кажется, что оная страна больше к обитанию зверей, нежели людей способна.
Но ежели напротив того взять в рассуждение, что там здоровой воздух и воды, что нет неспокойства от летнего жару и зимнего холоду, нет никаких опасных болезней, как, например, моровой язвы, горячки, лихорадки, оспы и им подобных; нет страху от грома и молнии, и нет опасности от ядовитых животных, то должно признаться, что она к житию человеческому не менее удобна, как и страны всем изобильные, что которые по большей части объявленным болезням или опасностям подвержены, особливо же, что некоторые недостатки ее со временем награждены быть могут: а имянно оскудение в хлебе заведением пашни, чему по премудрому Ее императорского величества всемилостивейшия государыни нашей благоизволению давно уже начало положено, и отправлено туда несколько семей крестьян с довольным числом лошадей, рогатого скота и всяких принадлежащих к пашне потребностей.
О скором размножении скота по удобности и довольному корму тамошних мест нет никакого сумнения: ибо еще в бытность мою на Камчатке несколько рогатого скота в Большерецком остроге было, которой от завезенной туда в 1733 году покойным господином маеором Павлуцким одной пары размножился.
Ежели же возобновится хотя малая коммерция с езовскими жительми (жителями острова Хоккайдо) или с приморскими странами китайского владения, к чему оная страна по своему положению весьма способна, то и во всем, что принадлежит к довольному человеческому содержанию, не будет иметь оскуднения. Лесу на строение судов как на Камчатке, так и в Охоцке довольно; мяхкой рухляди (ценных мехов), тюленьих кож, гарна, то есть оленьих кож деланых (выделанных) и неделаных, рыбы сушеной, китового и нерпичья жиру, похожих у тамошних народов товаров достанет к отправлению купечества. Пристаней, где стоять судам, немало, в том числе Петропавловская, такого состояния, что в рассуждении пространства ее, глубины, натурального укрепления и прикрытия от всех ветров трудно сыскать подобную ей в свете.
Что же касается до опасности от трясения земли и наводнения, то сей недостаток и в других многих землях примечается, которые однако ж для того не почитаются неспособными к обитанию».
Необходимо подчеркнуть, что вся научная работа была проделана Крашенинниковым в довольно сложных условиях. Ему пришлось быть предельно настойчивым в общении с камчатскими чиновниками, чтобы добиться от них содействия проводимым им исследованиям. Жизнь в отдаленной провинции России была суровой. Крашенинникова зачислили на хлебное довольствие, но жалованья не платили два года, так как не поступил приказ об этом из Охотска. Только с прибытием на Камчатку адъюнкта Г. В. Стеллера он получил жалованье за два года, но его сняли с хлебного довольствия. И это еще не самое тяжелое проявление чиновничьего произвола по отношению к нему.
Крашенинников покинул Камчатку в июне 1741 года и в конце 1742 года прибыл в Петербург. За 10 лет, прошедших со времени отъезда из столицы в Сибирь, Крашенинников сформировался как опытный исследователь дальних областей России, способный собирать и анализировать материалы естественно-научного и гуманитарного направления. В 1745 году он был произведен в адъюнкты Академии наук, а через пять лет утвержден профессором натуральной истории и ботаники, назначен членом Академического и Исторического собраний Академии наук, то есть стал академиком.
Сразу после возвращения в Петербург Крашенинников начал работу над обобщающим описанием Камчатки. Первая редакция этого научного труда была им завершена, видимо, к началу 1751 года; 1 марта 1751 года было вынесено специальное решение: дополнить сей труд некоторыми фактами из «Описания Камчатки» адъюнкта Стеллера.
Георг Вильгельм Стеллер, зоолог и врач, в сентябре 1740 года прибыл на Камчатку, а в июне 1741 года вместе с Витусом Берингом отправился на пакетботе «Святой Петр» в плавание к берегам Северной Америки. Во время вынужденной зимовки Беринг умер. Стеллер возвратился на Камчатку с уцелевшими моряками в августе 1742 года, а в 1743 году прибыл в Охотск. В 1744 году он закончил свое исследование «Описание Земли Камчатки, ее обитателей, их нравов, имен, образа жизни и различных обычаев». (Сегодня в научной среде можно услышать утверждение, что это исследование сильно уступает работе на ту же тему С. П. Крашенинникова.) В 1746 году на пути в Петербург, в Тюмени, адъюнкт Стеллер скончался «от горячки».
В августе 1751 года Крашенинников сообщил о завершении работы над новой редакцией первых двух частей своего труда:
«Велено мне камчатское мое описание снесть с описанием покойного адъюнкта Стеллера, и чего в моем описании не найдется, то взять мне из помянутого Стеллерова описания и внесть в текст или в примечания с объявлением авторова имени. И во исполнение объявленного ордера приведено мною к окончанию две части камчатского описания с прибавлением Стеллеровых примечаний и с объявлением его имени, которые при сем прилагаю и покорнейше прошу, чтоб оные, кому надлежит, посланы были для рассмотрения».
В апреле 1752 года Крашенинниковым была представлена третья часть научного труда, а в марте 1753 года — четвертая, завершающая часть. В феврале 1755 года, когда последний лист его главной работы был отпечатан, на 43-м году жизни он скончался.
Книга С. П. Крашенинникова «Описание Земли Камчатки» была переведена на многие европейские языки; в 1764 году ее издали на английском языке, в 1766 году — на немецком, в 1767 году — на французском, в 1770 году — на голландском. Эта книга, признанная лучшим в XVIII веке «страноведческим описанием малоизвестной земли», стала мировым образцом для нескольких поколений географов.
«Нестором русской этнографии» назвал академика Степана Крашенинникова крупный русский этнограф и антрополог Л. Я. Штернберг. О незаурядной личности Крашенинникова проникновенно сказал в предисловии к «Описанию Земли Камчатки» академик Г. Ф. Миллер: «Он был из числа тех, кои ни знатною природою, ни фортуной благодеянием не предпочтены, но сами собою, своими качествами и службою, произошли в люди, кои ничего не заимствуют от своих предков и сами достойны называться начальниками своего благополучия».
Иван Козыревский
ОТЧЕТ О ЖИЗНИ
НА КУРИЛАХ
Простые русские люди почти всегда пролагали пути научным изысканиям. Вся Сибирь с ее берегами открыта таким образом. Правительство всегда лишь присваивало себе то, что народ открывал. Так присоединены Камчатка и Курильские острова. Только позже они были освоены правительством.
Первые собранные на Камчатке расспросные сведения о Курильских островах сообщил якутскому воеводе, а затем в Москве дьякам Сибирского приказа «камчатский Ермак», пятидесятник Владимир Атласов, о чем мы уже говорили. В своей книге о Курильских островах и пребывании в плену у японцев, изданной в 1816 году, русский моряк Василий Михайлович Головнин утверждал: Курильские острова прозваны так за «курящиеся вулканы». Но оказалось, что это неверно.
Название «журилы» было заимствовано казаками, по словам академика С. П. Крашенинникова, от камчадалов, которые называли обитателей Южной Камчатки кушин (куши) или кужин. В языке камчадалов (ительменов) нет звука [р], и там, где другие народы употребляют этот звук, камчадалы произносят [ж]. Вот казаки, первые русские на Камчатке, и переделали (как и ряд других ительменских слов) кужин в кури.