– Тогда советую еще раз подумать насчет того, чтобы перейти на другую сторону. Ни один уважающий себя «красный» никогда не потратит на одежду и тысячной доли тех денег, что тратит Мариса. Что же касается стоимости ее драгоценностей…
– А сколько она тратит?
– Больше, чем ты можешь себе представить. – Массагуэр улыбнулся, глядя, как Мерседес вопросительно наморщила лобик. – Сдается мне, твое образование – или я бы назвал это постижением революционной теории – еще не до конца закончено.
– Почему вы так говорите?
– Ну, ты ведь наверняка видела, как выглядят коммунистки? – насмешливо спросил он. – Они одеваются в мешком висящие поношенные штаны и рабочие бутсы. А волосы смазывают машинным маслом.
– Неправда!
– Да они с большим удовольствием в дерьме измажутся, чем наденут на себя изящные украшения и элегантные платья.
– Измажутся в дерьме? – Такого Мерседес еще не слышала. Она хихикнула в бокал с шампанским. – У вас родился сын, Альфонсо.
Джерард откинулся на спинку стула.
– Мы назвали его в честь нашего короля, – сухо сказал он. – Отец был против того, чтобы называть ребенка в честь здравствующего монарха, но Мариса настояла. Альфонсо Ксавьер. Ему уже почти два года.
Мерседес старалась выглядеть трезвой.
– Красивый мальчик? – задала она вопрос, выбирая очередную креветку.
– Мариса считает, что да.
– Похож на меня?
– Ничуть.
Она на секунду заглянула ему в глаза.
– А ваша жена, Мариса, она знает обо мне? Я имею в виду, кто я?
– Нет, – спокойно ответил Джерард. – А кстати, кто ты? Дочь сан-люкского кузнеца. Какое ей до тебя дело?
– Вы знаете какое, – тихо проговорила Мерседес. – Почему вы не хотите рассказать ей обо мне?
– Понятия не имею, – медленно произнес он, оценивающе разглядывая девочку.
– Потому что вы меня стыдитесь?
– Мне было не очень-то приятно, когда ты чуть не угробила сына мясника.
– Вам об этом ничего не известно, – серьезно сказала она.
– Кто-то мне говорил, что он якобы написал тебе на лицо.
Щеки Мерседес побелели. Он заметил, что по обеим сторонам носа у нее появились две крохотные ямочки – признак сильного душевного возбуждения. Массагуэр почти физически ощутил, как закипающая в девочке злость стучит в ней, словно копыта мчащегося жеребца. «Моя кровь, – подумал он. – Моя. Мои добродетели и пороки!»
– Если причина в этом, – как бы между прочим проговорил Джерард, – я думаю, ты поступила правильно. Некоторые вещи нельзя прощать. Скажи, ты собиралась его убить?
Он увидел, как сверкнули ее глаза, казалось, даже услышал грохочущий в ней топот страшных копыт. И вдруг все прошло. Девочка владела собой! Она умела владеть своими чувствами, пожалуй, даже лучше, чем он сам.
Массагуэр снова долил ей шампанского, и Мерседес сделала несколько жадных глотков. Ее щеки вновь порозовели. Джерард вытащил золотой портсигар и извлек из него сигарету. Зажав ее губами, прикурил от золотой зажигалки. Мерседес смотрела, как он запрокинул назад голову и выдохнул вверх длинную струю дыма.
– Приятно? – спросила она.
– Что? Курить? – Прищурив от дыма глаза, он пожал плечами. – Это дурная привычка. Хотя доставляет удовольствие.
– А можно мне попробовать?
Чуть заметно улыбнувшись, Джерард прикурил еще одну сигарету и передал ее Мерседес. Дрожащими пальцами она неловко сунула ее в рот. Осторожно затянулась. Еще раз. Затем закашлялась.
Ну почему все эти годы он уделял ей так мало внимания? Все дела. Все был занят. Поездки с Марисой в Италию. Встреча с Муссолини. Встреча с Герингом. Поддержание родственных связей и деловых контактов, расширение сфер влияния.
Сквозь завесу полусомкнутых ресниц он жадно всматривался в девочку. Ему не хватало ее. Сидя здесь, он вновь ощутил то непонятное, томительное волнение где-то внутри. Чувство, которого у него не вызывало больше ни одно живое существо, даже его собственный сын. Конечно, он любил мальчика, но это… это было нечто иное.
– Вам скучно? – неожиданно спросила Мерседес. Он рассмеялся.
– Настоящий женский вопрос! Нет, пока нет. Честно говоря, ты меня неплохо развлекла. Уверен, мне было бы гораздо скучнее, если бы я поехал туда, куда собирался, до того как встретил тебя.
– А куда вы собирались?
– Нанести визит одной даме.
– Одной даме? Не вашей жене?
– Одной даме, не моей жене, – кивнув, подтвердил он, насмешливо улыбаясь.
Подражая ему, она затянулась сигаретой и взяла другой рукой бокал. И вдруг се осенило.
– У вас есть любовница?
– Разумеется, нет, – сердито проговорил Массагуэр. – Любовницы – это такое занудство. А я просто трахаю ее время от времени. – Чуть не разлив шампанское, разинув рот, Мерседес вытаращилась на него. – Однако, думаю, ты еще не понимаешь, что это значит.
– Я все прекрасно понимаю, – задиристо возразила она. Ей уже приходилось щуриться, чтобы удержать его в фокусе. – Это когда мужчина и женщина делают ребеночка.
– Вот этого-то они как раз, по возможности, стараются избежать, – сказал он, выпуская очередное облако голубого дыма. – Трахаться и делать детей – два занятия, которые лучше не смешивать.
– А как вам это удается?
– Ну, существуют разные способы… Вообще-то, об этом обычно заботится женщина.
– Но как?
– Да по-всякому, – уклончиво ответил он. – Спроси мать.
Мерседес с отвращением взглянула на свою сигарету. Ее лицо слегка позеленело.
– Можно, я больше не буду? Меня от нее тошнит.
– Тогда, пожалуй, больше не стоит.
Неловким движением Мерседес затушила в пепельнице окурок. Скоро она превратится в сногсшибательную красавицу, отметил про себя Джерард. Созреет – глазом не успеешь моргнуть. Вон какие груди! Такие острые, что, кажется, вот-вот прорвут блузку. Совсем скоро она будет готова впервые познать секс. Какой-нибудь деревенский Ромео затащит ее в кусты, задерет ей юбку и, кряхтя…
Джерард почувствовал, как острой болью в нем просыпается ревность. «Хотел бы я быть тем, кто научит тебя этому», – подумал он.
Но она же твоя дочь.
Ну и что?
– А как выглядит ваш дом? – спросила Мерседес, покачивая бокалом. Она выпила чуть ли не полбутылки шампанского и теперь едва держалась на стуле.
– Обыкновенно, – с равнодушным видом ответил Массагуэр. – Мебель обтянута кожей убитых мною рабочих. А крестьян мы окунаем в смолу и поджигаем, чтобы было светлее, когда мы пересчитываем наше золото.
Мерседес снова захихикала. А в самом деле, он такой забавный! Вот только она объелась креветками, маслинами, грибами и колбасой, и к тому же у нее страшно кружилась голова. Чтобы прийти в себя, она сделала еще глоток шампанского.
– Нет, п-правда. Расскажите, какой он?
– Никакой нарочитости.
– А что такое «нарочитость»? А-а, знаю! Показуха.
– Точно. Никакой показухи. Просто все самое лучшее.
– Почему вы не женились на моей маме? Хотя я знаю почему. Потому что она была бедной и незнатного происхождения, и вы постыдились взять ее в жены!
Джерард сидел, положив ногу на ногу и закинув одну руку за спинку стула.
– Ну прямо как в дешевом любовном романе, – презрительно усмехнулся он.
– Вы бросили ее, – захныкала Мерседес. – Вы бросили нас обеих. – Голова у нее шла кругом. Она почувствовала себя совсем пьяной. Ей хотелось плакать. – О, мне дурно!
Джерард швырнул на стол несколько купюр. Мерседес смотрела на него и испуганно думала, как будет отсюда выбираться: ноги совсем не слушались.
Массагуэр взял ее под руку и повел к выходу. Она благодарно вцепилась в него. Ее мотало из стороны в сторону, перед глазами все плыло, к горлу подступала тошнота. Сигарета. Шампанское. Мир уносится из-под ног…
– Ох, – простонала Мерседес. – Мне так плохо!
– Это пройдет. – На улице ей стало немного лучше. Он усадил ее в машину и крикнул шоферу: – В Сан-Люк! – Она попыталась лечь на сиденье, которое так замечательно пахло дорогой кожей. Джерард поднял ее. – Сиди прямо, а то стошнит.