Из всех дней самыми лучшими были те, когда — раз в четыре дня — ледяная корка океана таяла, и существа выходили из него на сушу.
Разумеется, на суше они становились тяжелыми и гораздо менее подвижными, чем в воде. Но Мудрости нравились острые ощущения колючего песка под брюхом и терпкость холодного воздуха в легких. На суше были чудеса: города, фабрики, храмы, научные учреждения. И, кроме того, Мудрость полюбила Небо. Она полюбила звезды, которые сверкали по ночам, — и три солнца, которые сияли на небе днем.
В целом этот мир был очень похож на земной — за исключением дневного светила. Доминантной в системе была звезда в два раза более массивная и в восемь раз более яркая, чем земное солнце. У нее был маленький компаньон, едва видимый в ее ярком сиянии. Но, кроме того, в этом содружестве был еще и третий — отдаленный и тусклый красный карлик.
Вся система, расположенная на расстоянии в одиннадцать световых лет от Земли, была достаточно яркой, чтобы там ее заметили и назвали альфой Малого Пса, или Проционом. Земные астрономы считали ее двойной звездой: второго компаньона с Земли так никогда никто и не заметил.
Однако Процион начал меняться. И живая планета, согретая его лучами, начала умирать.
Становясь взрослее, Мудрость научилась задавать вопросы.
— Почему я одна? Где же другие, такие же, как я? Почему мне не с кем играть?
— Потому что мы пережили большую трагедию, — отвечал ей отец. — Мы все. По всему миру. Все дело в наших солнцах, Мудрость. С нашими солнцами что-то случилось.
Самый крупный партнер в содружестве Проциона, Процион А, в один прекрасный день превратился в неустойчивую звезду.
То есть когда он был молодым, то светил ровно и устойчиво. Но потом гелиевая «зола», образуемая внутри водородного термоядерного реактора, который был его сердцем, медленно начала накапливаться. Зажатый со всех сторон жар приподнял верхнюю гелиевую «крышку», а вместе с ней и весь грандиозный слой газа сверху: звезда постепенно раздувалась, пока наконец внутренний жар из нее не вышел, после чего она сколлапсировала и вернулась к своим прежним размерам. Но в ее сердце гелиевая ловушка формировалась все снова и снова.
Таким образом, с возрастом звезда стала неустойчивой, пульсирующей, причем это происходило с периодом в несколько дней. Но именно эта вибрация породила на планете жизнь.
Давным-давно, когда Процион еще был устойчивым, его планета напоминала спутник Юпитера под названием Европа: ее соленые океаны были постоянно покрыты толстым слоем льда. Там уже зародилась жизнь, подогреваемая внутренней теплотой и имеющая в основе комплекс минералов, которые вытекали вместе с лавой из ее горячего ядра. Но, запертые в океанической тьме, все формы жизни эволюционировали очень медленно, особенно в интеллектуальном смысле.
Возникшая пульсация главного небесного светила все изменила.
— Каждые четыре дня лед на поверхности океана таял, — рассказывали родители Мудрости. — После чего мы смогли выйти на поверхность. Что мы и сделали. Наши предки при этом тоже изменились, они научились дышать воздухом, в котором было значительно больше кислорода, чем в океанической воде. Они научились использовать возможности суши. Сначала они просто убегали на поверхность от опасностей, производили здесь свое потомство, скрывая его от голодных ртов в океане. Но затем…
— Да, да! — нетерпеливо перебила их Мудрость. Она уже знала эту историю. — Затем появились орудия труда, мозги, цивилизация.
— Да. Но ты сама видишь, что всем, что мы имеем, — даже нашими мозгами, — мы обязаны пульсации Солнца. В воде мы даже не можем больше плодиться, нам необходима связь с сушей.
Мудрость продолжила:
— И теперь…
— А теперь пульсация прекратилась. Снизилась почти до нуля, — грустно сказал ее отец.
— И наш мир умирает, — столь же грустно добавила ее мать.
В мире больше не было солнечных пиков, таяния льда. Человеческие машины частично поддерживали небольшие пространства океана свободными ото льда. Но без перемешивания воздуха, которое происходило благодаря пульсации звезды, над поверхностью океана образовался слой углекислого газа.
Прошло всего несколько столетий, и острова в океане стали необитаемыми.
— Мы давно уже стали земноводными созданиями, — продолжала свой рассказ мать. — И если возможности достичь суши у нас исчезают…