Она самоотверженно бралась за любую работу. Например, сегодня утром она ухаживала за грядками с гидропоникой, чистила засоренный биореактор и пыталась сообразить, почему система очистки воды ломается чуть ли не ежедневно. Кроме того, ей надо было поддерживать в рабочем состоянии станционный сервер и справляться с потоком научных данных, которые продолжали поступать с разных внешних датчиков, «перекати-поля» и пылевых шариков, даже несмотря на то, что эта система, страдающая от разных дефектов, регулярно отказывала и замолкала, или же просто захлебывалась под слишком толстым слоем снега.
Обычно сервер работал независимо, и даже мог ставить научные задачи и писать для их решения собственные программы. Но сегодня был день ППЗ — планетарной защиты, когда необходимо было делать его формальную проверку и удостовериться в том, что все окрестности станции в радиусе нескольких километров отслеживаются должным образом, все образцы своевременно берутся, а загрязнение поверхности Марса продуктами жизнедеятельности человека не превышает нормы. В связи с этим Майре даже приходилось подписывать кое-какие бумаги для последующей передачи их в соответствующие ведомства на Земле. Эти бумаги, разумеется, никогда не достигнут Земли, но Майра все равно их подписывала.
Приблизительно через час она попыталась связаться с Юрием. По расписанию он должен был находиться в палатке над шахтой, чтобы окончательно выключить там разные датчики и оборудование, как он обещал Хансу Гритчфилду. Но на самом деле он находился в Банке номер шесть, в центре управления станцией.
Она приготовила кофе и бережно принесла его в Банку номер шесть. Крышки на чашках были плотно закрыты, потому что Майра так и не привыкла к гравитации в одну треть G, которая заставляла кофе фонтанировать и выплескиваться из емкостей.
Юрий стоял на коленях на полу и возился с пулком Коккела, простыми буксировальными санями, снабженными в марсианских условиях раскладными колесами для езды по твердой, как базальт, ледяной поверхности. Он нагружал на это маленькое средство передвижения сложенную палатку, пакеты с едой, детали оборудования, которые по всем признакам были изъяты из аварийного запаса.
Она передала ему кофе.
— И что теперь? — спросила она.
Он сел и стал пить.
— Кажется, я поставил себе невыполнимую задачу. Кое-что я, разумеется, успел сделать, но это последнее дело меня доконает.
— Расскажи.
— Одиночный, без поддержки, поход на северный марсианский полюс. Мне всегда очень хотелось его совершить. Начать с границы постоянной шапки и дальше до самого полюса. Представляешь? Только я и скафандр, и эти санки. Я иду и тяну их за собой всю дорогу. Никаких передатчиков, адаптеров, — только я и лед.
— Разве это возможно?
— Возможно. Идти не больше тысячи километров, в зависимости от выбранного маршрута. Конечно, скафандр меня будет стеснять, но мы еще не изобрели скафандра с повышенной мобильностью и прочностью. Поэтому мне пришлось сделать некоторые усовершенствования. Вспомни, что с одной третью нормальной гравитации я могу тащить в три раза больше груза, чем в Антарктиде, килограммов четыреста в общей сложности. Марс в некотором смысле гораздо легче освоить, чем земные полюса. Здесь нет никаких буранов, никаких заносов.
— Как это нет? И к тому же тебе придется нести с собой весь свой кислород.
— Может быть. А может, я смогу воспользоваться одним из этих. — Он вынул пакет жизненной поддержки, маленькую коробочку для образцов льда, снабженную установкой для электролиза, которая расщепляет воду на кислород и водород. — Конечно, она уже отслужила свой век. Но все равно эти пакеты гораздо легче, чем баллоны с кислородом, с которыми я застряну в первом же сугробе. Я знаю, Майра, что все это кажется чем-то фантастическим. Но не все ли равно сейчас, в какую драку ввязываться? К тому же никто ничего подобного раньше не делал. Так почему бы не попробовать мне?
— Кажется, ты уже все решил.
— О да. Только в зимнее время путешествовать, кажется, не придется. А потом, когда начнется лето, я смогу воспользоваться периодом, когда Земля будет видна над горизонтом. Я смогу собрать свое оборудование и сделать пробные вылазки вокруг станции. Причем темнота мне совершенно не помешает. — Судя по всему, этот новый проект ему очень понравился. Однако он в нерешительности взглянул на нее. — Ты считаешь меня сумасшедшим?
— Не более сумасшедшим, чем все мы. То есть я хочу сказать, что не очень-то верю в двенадцатое мая. А ты? Никто из нас не верит, что такое может случиться с Марсом, и что на нас надвигается смерть. Стоит нам поверить, и мы больше не сможем работать и жить, тебе не кажется? Просто здесь, на Марсе, смерть стала для нас чем-то более определенным, чем в других местах, вот и все.
— Да. Но…
— Давай больше не будем об этом, — твердо сказала она и опустилась рядом с ним на холодный пол. — Покажи мне, как ты собираешься все это упаковать. И как ты будешь есть? Дважды в день будешь ставить палатку?
— Нет. Я тут подумал, что палатку можно ставить только по вечерам, а есть один раз ночью и один раз утром. А днем можно обойтись горячим питьем прямо в скафандре…
Они еще долго разговаривали, строили планы, перебирали отдельные предметы, нужные для экспедиции. А за стенами между тем шел снег, который постепенно образовывал вокруг высокие сугробы.
61. Граспер
Первой перемены с Глазом заметила Граспер.
Она проснулась — как всегда, медленно, не желая стряхивать с себя обрывки снов, в которых ей виделись деревья. Находясь где-то между животным и человеком, она имела очень смутные представления о прошлом и будущем. Ее память напоминала галерею, заполненную живыми образами: вот лицо ее матери, вот тепло гнезда, где она родилась. А вот клетки. Очень много клеток.
Она широко зевнула, потянулась всеми своими длинными конечностями и огляделась кругом. Высокая женщина, которая делила с ней эту пещеру, все еще спала. По ее мирному лицу скользили отблески света.
Света?
Граспер взглянула наверх. Глаз сиял. Он стал похож на миниатюрное солнце, пойманное в каменной пещере.
Граспер подняла лапу и потянулась к Глазу. Никакого тепла от него не исходило, только свет. Она встала и внимательно осмотрела Глаз.
И снова с ним произошло кое-что новое. Его сияние перестало быть постоянным и однообразным: по серому фону теперь ползли светлые горизонтальные полосы. Людям они, возможно, напомнили бы параллели на глобусе Земли. Они проходили по «экватору» Глаза, затем тускнели и исчезали на его северном полюсе. Затем последовал новый рисунок полос, на этот раз вертикальный. Он начинался с полюса, закручивался вокруг северного полушария и исчезал на южном. Потом без перерыва последовал новый рисунок: линии скользили к полюсам под прямым углом к параллелям. Их сияние было ослепительным. Живая, движущаяся картина, состоящая из серых прямоугольников и движущихся полос, завораживала, вводила в транс.
А затем началась четвертая серия линий. Граспер попыталась проследить, откуда они начинаются, но внезапно что-то больно ударило ее по голове.
Она вскрикнула. Потерла лапами заслезившиеся глаза. И вдруг почувствовала, как по ее ногам распространяется тепло. Оказалось, что она обмочилась прямо там, где стояла.
Спящая женщина пошевелилась.
62. Малый разрыв
12 мая 2072 года
Этот день они начали молча.
Они делали всю обычную работу, которую привыкли делать за проведенные вместе месяцы. А затем Марс встряхнуло, хотя до малого разрыва оставалось еще несколько часов. И далее, чтобы Майра ни делала, она уже не могла думать ни о чем другом.
Юрий начал этот день точно так же, как с некоторых пор начинал каждый свой день: с облачения в скафандр для сбора льда. Станционная система очистки воды в конце концов сломалась, и Юрию приходилось теперь каждый день выходить наружу, чтобы рубить с помощью импровизированной киркомотыги водяной лед, а затем приносить его в тепло модуля, где он плавился. В сущности, эта работа не была трудной: лед имел структуру мягкого песчаника и раскалывался с легкостью. После плавки его приходилось отфильтровывать, промывать от пыли, которая накапливалась в нем в процессе сезонных таяний и замерзаний.