Тяжёлая ребристая песчина вылетела из глубины ямы и ударила разведчицу по голове. А потом ещё одна ударила по спине. И ещё одна. Целый град. Песчины посыпались на её тело одна за другой. Снизу осыпались под ногами, а сверху падали градом. Муравьиный лев бомбардировал свою жертву из засады на дне берлоги, дожидаясь, когда же муравей, наконец, скатится прямиком в его челюсти. Муравей мог бы и скатиться, но Рыжая Воин упорно пыталась взобраться по скользкому склону и выбраться из ловушки. Она вовсе не намеревалась подставлять своё тело ядовитой пасти льва. Она знала, что не сможет победить эту пасть, не сможет вытащить из песка и растерзать. Наоборот, эта пасть прокусит её, а затем высосет тело, как того работягу, высосет и выплюнет вон. Но вот когда разведчица выберется, ускользнёт и приведёт с собой подкрепление – вот тогда она первая ринется вниз и растерзает врага. Растерзает, как всех предыдущих. Она уже видела это, уже ощущала – и даже песчины стали прислушиваться к её ощущениям и обратно сцепились в единый песок, на который она могла опереться; а те, другие песчины, которые падали сверху – она не желала их знать. Не желала – и всё.
Она выбралась из ловушки и победно глянула вниз, на дно ямы. Враг уже осознал свой промах и спешил затаиться. Враг уже чувствовал, что теперь всё должно поменяться, что теперь добычей будет он сам – враг это чувствовал, а к победительнице вернулась память. И подсказала забытое. Ей некуда возвращаться. И неоткуда привести послушный единый отряд. Её отрядом теперь командует ногохвостка, они все валяются кверху лапами с испитыми мордами, и даже сама Мать их не сможет поднять. Но если некуда возвращаться, тогда нужно двигаться дальше. Вперёд по тропе.
Она двинулась дальше. Миновала следующую ловушку и ещё одну, а потом опять поскользнулась. И всё началось сызнова. Одни песчины разбегались из-под ног, другие падали сверху и больно стукали по голове и по туловищу. В тех песчинах, что падали сверху, была несомненная польза. Они выбили из разведчицы память, и она снова жаждала выбраться, чтоб отомстить, чтоб вернуться обратно с отрядом. Жаждала всеми шестью ногами, хотя она и не умела их пересчитать. Она просто приказывала им выбраться, так рьяно приказывала, что ни одна нога не могла воспротивиться, ни одна из них не могла сдаться. И Рыжая Воин обратно выбралась. И снова вспомнила. Двинулась дальше – и опять угодила в ловушку, ведь муравьиных львов здесь был целый прайд, они изрыли своими ямами весь песок, перекрыли тропу, её тропу, Рыжей Воина – и ей приходилось идти сквозь все ямы подряд. И она шла. Пробиралась, оскальзывалась, падала, скользила. Чтобы подняться и выбраться с думой о мести. А потом вспомнить и двигаться дальше. И снова скользить, подвергаться ударам – и опять выбираться. Опять и опять.
Наконец, ямы закончились. Львиный прайд остался ни с чем. Они рыли ямы для работяг. Не для воинов. А работяги больше не шли по тропе. Работяги облизывали нижние волоски ногохвостки с капельками дурмана, и если б какой-нибудь лев теперь высосал их, нализавшихся, разведчица только порадовалась бы. Но муравьи, как и все звери, не очень-то любят размышлять над тем, что могло бы быть. Им хватает того, что есть. Они отвечают за это.
А был уже полдень. Высокое солнце излишне фиолетилось и ощутимо пощипывало муравьиный панцирь. Рыжая Воин добралась до границы владений их братства-сестринства, здесь привычная тропа разворачивалась в обратном направлении. Значит, она должна была возвращаться. Но она не могла возвратиться ни с чем. Даже работяги не приходят в муравейник пустыми. А воины служат примером для работяг. И Рыжая Воин свернула с тропы для охоты.
Она не спешила. Тщательно нюхала землю, воздух, травины. Нашла следы небольшого жука, слишком быстрого. Того, что умеет стрелять горящей водой. Ещё обнаружила норы дождевого червя, непосильного для одинокой. А потом почуяла куколок толстоножки.
Это была настоящая добыча. Добыча добыч. Белые жирные куколки, уже готовые родить неуловимых мух, выглядывали из земли словно шляпки молодых грибов. Рыжая Воин не могла видеть их всех, даже малой толики, но насыщенный запах обильной еды пьянил не хуже зелья ногохвостки. Сюда можно было бы привести огромный отряд сестёр и накормить весь муравейник – да, можно было, и у разведчицы долго не получалось утихомирить обуявший её восторг. Ведь её память опять притихла. В маленьком муравьином тельце не умещаются все чувства сразу, если одно из них становится слишком сильным, какое-нибудь другое в этот момент вообще вытесняется. Потому Рыжая Воин с ликованием вытащила из земляного укрытия, попросту выцарапала, выкрутила челюстями крайнюю куколку и сразу же потащила туда, где её ждали. Где должны были ждать.
Тащить жирную куколку не так-то просто. Но муравей очень силён. Если бы муравей был величиной с человека, то сумел бы поднять даже мамонта. Он бы справился с ним безо всяких острых палок. И жирная куколка была для Рыжей Воина если не мамонтом, то, уж точно, быком. Но она просто вцепилась жвалами в её округлую голову и потащила волоком, двигаясь задом. Тяжесть не умаляла её радости. Скорее, наоборот.
Однако она приближалась обратно ко львиным ямам и решила изменить тропу, сделать обходной крюк. Нелегко это выполнить с такой тяжёлой добычей, да ещё двигаясь задом, но другого выхода у неё не было. Она свернула на неисследованную землю и потому остановилась, настороженно оглядываясь и принюхиваясь. Опасения оказались не напрасными. Между травинами поблескивала радуга паучьей сети. Рыжая Воин не могла в одиночку пойти на паука, это было бы верной гибелью, потому ей пришлось опять повернуть и пробираться вдоль края львиных ям.
Но прежде чем пройти этот опасный участок, она решила подкрепиться. Вскрыла мощными челюстями верх куколки и стала высасывать вкусную внутренность, покуда брюшко не наполнилось. Наверное, и тяжесть теперь будет немного полегче.
Она не успела закончить еду, когда почуяла приближающийся отряд. Похоже, что изголодавшаяся ногохвостка выгнала пьяниц за добычей. Они шли пританцовывая и с песнями. Распевали их тела. Разбрасывали пьяные запахи по всем направлениям и для всех врагов сразу. Рыжая Воин бесстрастно глядела, как первые гуляки стали скатываться в ямы. За первыми – следующие, за следующими – другие. Беспечные олухи не обращали никакого внимания на опасность. И скопом исчезали под землёй, тонули в песке. Львам выдалась хорошая охота.
А потом появился ещё один охотник, более грозный. Крапивник. Бурая в полоску птичка, задрав кверху короткий хвост, налетела мгновенно. Она носилась по песку на проворных лапках и склёвывала беспечных гуляк так быстро, что Рыжая Воин едва успевала следить за движениями птичьего клюва. А гулякам было всё нипочём. Они продолжали ползти напролом. Птица склевала их всех. И даже тех, которых успели схватить муравьиные львы, она вытащила из ямок. Одного бедолагу вытащила вместе с вцепившимся львом и проглотила обоих. Как только всё влезло в её ненасытную глотку!
Рыжая Воин застыла и вжалась в землю. Безрассудным было бы позволить себя заметить столь умелому врагу. Рыжая Воин, как зачарованная, наблюдала исподтишка за расправой – и что-то в ней происходило неведомое. Непостижимое. Она вдруг увидела, как бросает добычу, как возвращается в муравейник, расталкивает пьянчуг, находит её, ногохвостку, находит – и… Она не сомневалась в собственных силах. Она оторвёт её голову одним укусом, она склюнет эту громадину, как та птичка склевала пьянчуг… Она сделает это. Она уже видит, как сделает. Она спасёт ждущую Мать. Да!
Но судьба сложилась иначе. Возбуждённая, Рыжая Воин прозевала другого охотника. Не учла его прыжок. Огромный – до неба – раздутый волк бросился на увлёкшуюся обжорством махонькую птичку. И одна из серых лап, отталкиваясь для решительного прыжка, оттолкнулась от ещё более махонького затаившегося муравья. Рыжая Воин залегла неудачно, она не взяла в расчёт когтистую волчью лапу, не успела отпрянуть, оказаться на мягкой земле, в которую можно вдавиться. Она не успела. То ли добыча ей помешала, то ли проклятая ногохвостка. И её голове пришлось вдавиться в очень некстати подвернувшийся камушек. Волчья лапа вдавила её своим когтем – и голова треснула, лопнула, брызнула. Голова Рыжей Воина – а не ногохвостки. Разъярённая душа выскочила через разрыв и яростно наблюдала, как брюхатая волчица в один присест расправилась с опьяневшей птичкой, склевавшей всех муравьёв и самого льва. Досадно было душе. В смятении она поддалась малому. Воин всегда готов к смерти, но раздавить походя, даже не глянув, словно какую-то постороннюю тварь – зачем так, почему? Ей не дали отомстить ногохвостке, но она не могла отказаться от своей мести. Она помнила только одно, что должна отомстить.